Комендантша встретила меня грозным взглядом, но ничего не сказала, только демонстративно на часы посмотрела, намекая, что для гостей поздновато. Но когда меня это останавливало?
Лифт почему-то не работал, пришлось подниматься по темной обшарпанной лестнице. По пути мне не встретилось ни единого студента. Кто-то уже уехал домой, кто-то добивал сессию или готовился к защите, синея над учебниками и конспектами.
Оказавшись перед нужной комнатой, я прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука, но внутреннее чутье настойчиво твердило, что она там. Я чувствовал ее — притяжение, будто ножом по нервам.
Постучался. Отрывисто, нетерпеливо. И снова прислушался.
Легкий шорох, а потом снова тишина. Все ясно. Не откроет. Тем более мне.
Ну что ж, сама напросилась. Впервой, что ли, в ее комнату без разрешения забираться? Здесь двери из говна и палок, а замки вообще из разряда — дунь, плюнь и развалится. Я в прошлый раз его пластиковой картой отжал. В этот раз — тоже.
Легкий щелчок, и, толкнув дверь плечом, захожу внутрь. В комнате царит полумрак. Горит лишь тусклый светильник, торчащий уродливым шаром у окна.
Оса сидит на кровати, привалившись спиной к стене, и встречает меня холодным… пьяным взглядом. Рядом с ней большая бутылка коньяка. Наполовину пустая.
Я мысленно присвистнул. Похоже, девочка решила сегодня оторваться по полной.
— Ты знаешь, что в одиночку пью только закоренелые алкаши? — подхожу ближе, всматриваюсь, пытаясь оценить масштабы катастрофы.
Она берется за бутылку и делает большой глоток, при этом, не отрываясь, смотрит не меня. Мда-а…
Глаза у нее зареванные, опухшие, а по щекам красные пятна. И это царапает, задевает что-то внутри.
— Зачем пришел? Я тебя не приглашала, — вроде с вызовом, но жалко и неубедительно.
— Поговорить хочу.
— Я не хочу, — затылком прижимается к стене и лениво рассматривает меня, водя взглядом то по лицу, то по телу.
— Через не хочу.
Оса хмыкает:
— Мерз во всей своей красе.
Я ничего не отвечаю на ядовитое замечание, просто продолжаю стоять над ней, как надзиратель. Она поднимается с кровати, обходит меня, словно прокаженного и, пошатываясь, направляется к выходу. Широким жестом распахивает дверь, при этом едва успевает схватиться за косяк, чтобы не упасть.
— Все, красивый, на выход, — кивает в сторону коридора, — не до тебя. Видишь, девушка в печали и хочет пострадать в гордом одиночестве.
Хрен тебе, Оса, а не выход. Я весь день думал только о том, как до тебя добраться.
Игнорируя ее слова, стаскиваю куртку и бросаю ее на стул. Я здесь надолго. Потом беру полупустую бутылку и пью прямо из горла — алкоголь обжигает пищевод, падая в пустой желудок злым огненным ежом. Сорок градусов как-никак. Совсем не девичий напиток. После этого бесцеремонно плюхаюсь на старую раздолбанную кровать, поднимаю взгляд на взъерошенную хозяйку.
Аня все так же цепляется за косяк, мотается, а на лице растерянность, смешанная с раздражением:
— Не уйдешь?
— Не уйду.
Она шумно выдыхает, обреченно поднимает глаза к потолку, а потом захлопывает дверь.
— Ну и хрен с тобой, Меранов. Хрен. С тобой.
Я хлопаю по кровати рядом с собой, предлагая ей присесть. Пока предлагаю. Не сядет сама — усажу силой. Наверное, своими пьяненькими мозгами Осипова это понимает, беспомощно дергает плечами и идет ко мне.
Так и сидим. Молчим.
— Я хочу знать, что происходит.
— Ничего не происходит. Жизнь прекрасна, — выдает таким бесцветным голосом, что хочется ее встряхнуть хорошенько.
— Что тебя связывает с Денисом?
— Трепетные и нежные чувства.
— Не хочешь говорить? Без проблем. Значит, я все узнаю у Гордеева.
От этой фамилии Аньку передергивает, и она снова тянется за коньяком, но я опережаю, успев выхватить бутылку у нее под самым носом.
— Эй! Это мое! — она пытается отобрать ее у меня.
Я отвожу руку в сторону, поднимая выше, чтобы не дотянулась. Но Осипова не сдается и в результате тщетных попыток победить просто валится на меня сверху, в тот же момент испуганно замирая. Я непроизвольно перехватываю ее поперек талии, чувствуя, как напрягается обычно гибкое, но сегодня чертовски неуклюжее тело.
— Руки, Меранов! Руки! — пыхтит Оса, упираясь мне в грудь.
— Думаешь, меня заводит твоя пьяная полуживая тушка? …Твою мать! Не кусайся! — Она тяпнула меня за плечо, потом попыталась цапнуть за руку. — Оса! — хватаю за плечи, пытаясь отстранить.
Пьяное недоразумение не слышит и продолжает буянить. Приходится опрокинуть ее на подушки и навалиться сверху, чтобы не дергалась.
— Что ты там говорил по поводу того, что тебя не заводят полуживые тушки? — с ядовитой насмешкой трется о мой пах.
— Это телефон в кармане!
— Угу.
За это глубокомысленное «угу», хочется надавать по жопе, но вместо этого сгребаю ее в охапку и, перекатившись, усаживаю к себе на колени.
— Все, Оса. Давай рассказывай. Ты же знаешь, я не отстану.
— Ты — сволочь
Она пытается брыкаться, но я лишь сильнее прижимаю ее к себе.
— Я в курсе. Рассказывай.
— Мерз, хватит, — голос Ани сердито звенит, — отпусти и иди по своим делам. Уверена, у тебя есть более интересные занятия, чем докапываться до меня со своими вопросами.
— Нет.
— Иди, поиграй в машинки.
— Не хочу.
— С парнями своими куда-нибудь сходи.
— Не хочу.
— Тогда вали к Ирке.
— Пфф, тем более никакого желания. — Она опять пытается меня укусить, но я уже готов к такому повороту и крепко ее держу, не позволяя дотянуться до стратегически важных мест. — Мы с ней расстались, — зачем-то озвучиваю это вслух, — сегодня. Насовсем.
Оса замирает и, чуть отклонившись назад, одаривает меня подозрительным взглядом.
— Надеюсь, не ждешь, что я от восторга пущу теплую лужицу?
Не знаю, чего я жду, но точно не холодной иронии. Это бесит. Цепляет за какие-то скрытые в груди крючки, поэтому огрызаюсь:
— Я жду ответов.
— Почему расстались? — опять подозрительный взгляд.
— Тебе же все равно, — хмыкаю раздраженно.
— Просто интересно, чем тебе твоя белобрысая кукла не угодила? Вы идеальная пара. Отлично смотритесь вместе, — ее слова не имеют ничего общего с комплиментами.
— Уже не смотримся. Разговор не переводи. Я все равно не отстану.
