Войдя в гостиную, Полли буквально упала на руки Ника. Ее трясло словно в лихорадке. Николас прижал ее к себе, чувствуя, как она хрупка под своим замысловатым нарядом.
— Что случилось, дорогая? Он обидел тебя? — спросил встревожено Николас.
— Нет… нет… Ничего страшного, — ответила Полли, собравшись с силами. — Все хорошо, я думаю. Просто я не знала, как это будет трудно, Ник. В тысячу раз труднее, чем на сцене!
— И это все? Тебя вывело из равновесия только то, что пришлось играть трудную роль?
— Если бы это было всего-навсего исполнение роли, я бы не чувствовала себя сейчас такой разбитой, — проговорила девушка дрожащим голосом и приняла от Де Винтера бокал вина. — Спасибо, Ричард! Ты не учитываешь, Ник, что я должна была еще и придумывать слова этой роли.
Кинкейд и Де Винтер переглянулись. Они даже не предполагали, что Полли придется столь тяжко.
— Однако ты справилась со всем? — осведомился Ричард.
Полли кивнула и отпила большой глоток вина.
— Надеюсь, мне удалось кое-что… Я слышала разговор о герцоге Монмауте… — И Полли, нервно прохаживаясь по комнате, рассказала им все, что смогла узнать, и снова наполнила бокал. Николас нахмурился, увидев, с какой торопливостью выпила она вино, но ничего не сказал.
— И на чем вы с ним расстались? — продолжал расспрашивать девушку Ричард.
— Он решил посчитать, сколько я стою, — грубовато ответила Полли и снова потянулась к графину с вином.
— Нет, детка, с тебя уже хватит, — остановил ее Николас.
— Какое вы имеете право указывать мне, что делать, а что — нет? — возмутилась Полли. — Я ни капли не выпила за весь вечер, так как боялась потерять бдительность и допустить в результате какую-нибудь оплошность. Неужели же и теперь мне нельзя немного расслабиться?
— Почему нельзя? — произнес Николас. — Просто ты пьешь слишком быстро…
Ричард встал и надел плащ.
— Ну, мне пора, — сказал он. — Прими мои поздравления, Полли. Я ничуть не сомневался в тебе. — Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. — И слушайся Ника: у него богатый опыт по части спиртного.
— Да, — согласился Николас. — В юности я был изрядным гулякой.
Проводив Де Винтера, он вернулся в гостиную.
— Простите мне мою резкость, — молвила Полли. — Я не хотела вас обидеть.
— Не извиняйся, — сказал Николас. — Пойдем-ка лучше в спальню. И позволь мне успокоить тебя более приятным способом, чем принятие спиртного.
-Что, черт возьми, происходит?! — воскликнул Николас, стоя посреди гостиной вечером следующего дня.
— Это от его светлости герцога Букингемского, — ответила Полли.
Вернувшись из театра, она увидела, что гостиная напоминает оранжерею. В каждом углу стояли букеты экзотических цветов, а Сью и миссис Бенсон были расстроены тем, что для них не хватало ваз.
— Где он все это раздобыл? — Полли беспомощно развела руками. — Здесь хватит цветов на целое Вестминстерское аббатство!
— Оранжереи герцога Букингемского славятся на всю Англию, — объяснил Николас. — Здесь есть записка?
— Да. — Полли взяла конверт и протянула Нику. — Он хочет, чтобы я, когда поеду на прием во дворец, украсила орхидеями платье в знак того, что его подарок принят.
— И ты сделаешь это?
Она покачала головой:
— Нет. Вместо этого я возьму цветок фризии и вколю его в кружево на рукаве. Это и будет моим ответом.
— Ну и проказница же ты, Полли, — засмеялся Николас. — Мне начинает казаться, что эта игра со всемогущим герцогом доставляет тебе удовольствие!
— В какой-то степени да, — призналась она. — Сегодня вечером я буду изображать на приеме кокетливую ветреницу.
— В таком случае мне лучше оставаться дома. Пусть герцог решит, что меня мало волнует, чем ты там занимаешься. Впрочем, если хочешь, я тоже отправлюсь с тобой во дворец.
Полли, молча наполняя вазу с тюльпанами свежей водой, думала о том, что Николас втянул ее в опасное дело, а теперь оставляет одну. А вдруг он замыслил использовать ее в качестве шпиона в первый же день их встречи? Если это действительно так, то в его предательстве по отношению к ней нет ничего удивительного. Просто деловые отношения одержали верх над любовными.
— Нет-нет, конечно, вы можете остаться дома, — заторопилась она с ответом. — Я подумала было, что и вы будете там, но теперь поняла, вам не стоит этого делать.
Она словно со стороны слышала свой голос, холодный и ровный, негромко звучавший в маленькой гостиной, где экзотические ароматы оранжерейных цветов смешивались в один тяжелый, удушливый запах. Странно, вместо весенней свежести в комнате царил дух некоего разрушения.
Николас нахмурился. Он ощутил в голосе Полли внутреннее напряжение, которое она пыталась всячески скрыть.
— Что случилось, дорогая? — спросил он, подходя к Полли. — Тебе страшно?
— Вовсе нет, — ответила девушка. — Да и чего мне страшиться? Я ведь еду во дворец, где мне отведена роль ветреной кокетки. — Она улыбнулась. — Надеюсь застать вас здесь, когда я вернусь. Или, может, у вашей светлости иные планы?
— Я пригласил к себе друзей поужинать и поиграть в карты, но после этого я приеду сюда, на Друри-лейн.
— Не надо, — пожала плечами Полли. — Когда друзья разойдутся, будет уже поздно…
— Полли, я чувствую, что тебе стало вдруг не по себе. Когда я приехал, ты была в добром расположении духа, а сейчас словно что-то гложет тебя.
— Глупости, у меня все в порядке, — возразила Полли и позвонила в колокольчик. — Миссис Бенсон подаст сию минуту обед. Она специально для вас приготовила жаркое из говядины.
Во время трапезы Полли весело болтала, словно ничего не произошло, и Николас забыл о своей тревоге, решив, что во внезапной перемене ее настроения нет ничего необычного.
Герцог Букингемский ждал с нетерпением, когда же, наконец прибудет госпожа Уайт. Однако появление ее в Большой Галерее Уайтхолла вызвало у него лишь досаду и разочарование. Орхидей, которые он так самонадеянно предполагал увидеть в качестве украшения на ее платье, к его огорчению, не было. Пройдя сквозь толпу придворных, он медленно подошел к ней и поклонился.
— Госпожа Уайт, мы бесконечно счастливы, что вы удостоили нас своим присутствием! — В голосе Виллерса звучала ирония, а поклон его был слишком глубоким, чтобы считаться почтительным.
Полли вспомнила, что Николас говорил о комплиментах и прочих знаках внимания, которые могут восприниматься как оскорбление. Она улыбнулась и сделала реверанс точно с такой же подчеркнутой вежливостью.
— Милорд, вы слишком добры ко мне! — сказала она, взмахнув веером и с сильным треском сложив его.
Сощурившись, герцог внимательно наблюдал за ней. Люди обычно боялись ссориться с ним и, уж конечно, не делали ответных жестов, когда он выражал недовольство.
