«Это и есть наркотик?»
— Просто слушай. Вы можете упасть и ты это знаешь. Нельзя допустить, чтобы осколок затерялся среди обломков. Просто поверь мне, как раньше.
«Что я должен сделать?»
— У этого пассажира при себе есть свинцовая шкатулка. Осколок нужно поместить туда. Это нейтрализует его действие. Ты все понял?
— Стоп, стоп, — вмешался Кенжабетов. — Ты никуда из кабины не уйдешь. Самолет уже заходит на посадку.
Артур ответил после секундной паузы.
«Я сделаю это Бать, что-нибудь придумаю».
Максимов больше не мог терпеть. Кашель вырвался из груди и душил. Прибежавшие водители уже вытаскивали его из машины.
Максимов не сомневался — Артур сделает это. Он всегда держал слово.
Пока был жив.
* * *
Катарина растаскивала трупы, чтобы освободить проход к переднему выходу. Последней пришлось тащить сто килограммовую женщину. Шейные позвонки у нее сломаны, голова волочилась за телом и подпрыгивала на неровностях, подобно обшитому кожей мячу.
Пассажирам, кто не был пристегнут во время экстренного снижения Катарина помогла добраться до кресел, и напоила водой, некоторым дала обезболивающие. Оставшиеся, кто мог самостоятельно передвигаться пересели ближе к выходу. Основная часть завалов тел и хлама с верхних полок находилась в середине салона. Разгрести их в одиночку Катарине было не под силу.
Она упорно старалась говорить со всеми спокойным и ровным тоном и не показывать ни толики беспокойства. Как единственный бортпроводник в салоне Катарина не имеет права расслабляться и должна обеспечить безопасную эвакуацию.
По опыту и ощущениям она поняла, что самолет идет на посадку. Мечта Миши сбывается. Жаль, что происходит это в таких страшных обстоятельствах. То, что он справиться у нее не вызывало ни малейших сомнений.
Она винила себя, что по собственной нерасторопности нарушила правила техники безопасности, помогая пожилой семейной паре надеть маски, не обеспечив, прежде всего себя. Сознание покинуло ее незаметно, как будто без предупреждения выключился проектор в кинотеатре. Если бы кто-то не надел на нее маску и не пристегнул ремнем безопасности, она могла погибнуть. Этим кем-то мог быть только Миша. Он спас ей жизнь. И теперь она чувствовала вину перед ним за свою ложь, за обещание, что они будут вместе. А что ей оставалось делать? Нужно было вывести его из состояния психоза и ничего лучшего она не смогла придумать.
Самолет сделал еще один поворот. Скоро лайнер пойдет на окончательное снижение. Катарина еще раз осмотрела проход, проверила пристегнуты ли пассажиры, и села у двери выхода на откидное сидение бортпроводника. Как только самолет приземлится, она откроет дверь и выпустит надувной трап. По инструкции она обязана покинуть салон последней, так она и сделает, и тогда сможет вздохнуть спокойно. Как только она ступит на твердую землю, как только выйдет за пределы аэропорта, так и рухнет на колени и будет рыдать. А пока, она все еще бортпроводник и обязана сохранять выдержку, нести ответственность за вверенную в руки власть и думать только о пассажирах.
Катарина задумалась. А сможет ли она еще раз войти в самолет, еще раз застегнуть ремень и со спокойным сердцем подняться в небо? Сможет ли улыбаться пассажирам и убеждать, что все будет хорошо. Сможет ли сама в это поверить? Она уже не была в этом уверена, так как раньше. Одно она знала наверняка — она не сможет им врать.
Катарина сразу узнала родной город. За годы работы она видела сотни и тысячи городов с высоты птичьего полета, но свой, родной не спутала бы ни с каким другим. Где-то там, среди асфальта и бетона, в одном из черных окошечков, недалеко от аэропорта спит главное сокровище ее жизни. Та, ради кого она всякий раз взлетает к облакам и каждую секунду думает о ней. Тем самым облакам, которые пухлые детские губы так любят называть ангельскими подушками. Когда они увидятся, она обнимет дочку крепко-крепко и будет сидеть так часами.
Самолет сильно трясло в турбулентном потоке. Не сказать, что это было чем-то редким, скорее обыденным и привычным. Перед вылетом другой пилот упоминал о плохой погоде и циклоне, движущимся на Нижний Новгород. Оставалось только надеяться, что диспетчера и Миша знают, что делают.
В колонке прямо над ее ухом щелкнуло. Так бывает, когда пилот нажимает на кнопку исходящей связи чтобы сделать объявление.
— К вам обращается Максимов Артур. Надеюсь, что кто-нибудь слышит меня. Это крайне важно. Я управляю самолетом и собираюсь сесть с помощью подсказок с земли. Не хочу вас пугать, но погода плохая и существует вероятность аварии.
Зачем он такое говорит и без того испуганным пассажирам? И где Миша?
— Я говорю это, потому что на борту есть то, что стало причиной всего произошедшего с нами. Это осколок камня. Все вы видели, что он сделал с людьми, с вашими родными. Его нужно изолировать, иначе то же может постигнуть людей на земле. Я бы сделал это сам, но не могу покинуть кабину. Это продеться сделать кому то из вас. Камень находится у пассажира Левандовского, повторяю Левандовского. Также у него должна быть шкатулка из свинца. Камень нужно поместить туда. Это нейтрализует его действие. Прошу вас помочь. От нас зависит судьба людей на земле. Нельзя этой заразе дать распространиться.
В иллюминаторе уже можно было различить вереницы спешащих на работу автомобилистов. До посадки остались считанные минуты.
Катарина отцепила ремень и бросилась бежать в конец салона. Пассажиры, глядели на нее с испугом и надеждой. И Катарина не имела права никого просить о помощи. Это ее работа, ее долг.
Левандовский — тот самый пассажир, с которого все и началось. Труп лежал на последнем ряду, накрытый пледом и прицепленный тремя ремнями.
Катарина нашла его рюкзак и вывалила содержимое на пол. Ничего похожего на камень и шкатулку в нем не оказалось. Она отцепила ремни и подняла плед. От увиденного она зажмурилась, закрыла рукой рот и нос. Тошнота подкатила к горлу. Кожа мужчины стала угольного цвета, истончала и потрескалась, как растрепанная марля. Сквозь нее выделялись фиолетовые мышцы и белесые сухожилия. От трупа несло смрадным запахом прогнившего мяса.
Катарина ощупала карманы крутки и брюк. Пусто.
За спиной послышался странный звук. Она обернулась. Завал трупов, в котором сплелись Толстяк, несколько женщин и сам Пророк зашевелился. Что-то вылезало изнутри с самого низа. По свисающим, подобно тряпкам пунцовым волосам, когда-то светлым, она узнала Карину Порше. Та поднималась с трудом, как медведь выбирается из берлоги после долгой зимней спячки, и хрипела. Такой же хрип Катарина слышала лишь однажды, в городском роддоме, когда роженицы уже были не в силах кричать от боли.
Катарина нащупала твердый предмет размером с зажигалку в кармане рубашки, пришитом с внутренней стороны в районе сердца. Превозмогая отвращение, она залезла рукой под рубаху и силой дернула карман, нитки порвались. Кожа мертвеца на ощупь оказалось холодной и твердой.
