Теща нахмурилась, уперла руки в бока и заявила:
– Не тебе, развратнику, учить меня, где и что говорить.
– Как скажете, Ангелина Квадриговна! – сказал Алекс.
– Кончайте ругаться! – возмутилась Оленька. – Надоели уже все хуже горькой редьки!
– Согласен. Мы все виноваты в происходящем, – сказал Алекс.
– Не все. А ты. Потому что у Борьки порок сердца по твоей родственной линии! – сказала Ангелина Квадриговна.
– Блин! – сказал Алекс. – И что мне теперь разогнаться и убиться об стену, что ли?
– Было бы неплохо, – сказала Ангелина Квадриговна. – Каждый виновный должен быть наказан!
– Испортила Вам характер работа воспитателем в детском доме, – сказал Алекс.
– Да что ты понимаешь! – набросилась на него Ангелина Квадриговна.
– Я понимаю многое. Я мужчина. И да, я был несчастен с Вашей дочерью. И большая часть наших несчастий объясняется Вашим, Ангелина Квадриговна, присутствием в нашей жизни. Если бы не Ваши бесконечные атаки, мы бы, возможно, жили в согласии и мире, растили бы наших детей.
– Обвини еще меня в том, что ты за бабами молодыми бегать начал! – сказала Ангелина Квадриговна.
– Все! Я пошла! – сказала Оля. – Не могу больше всех вас видеть!
– Я с тобой! – Ангелина Квадриговна побежала следом за внучкой.
– Знаешь, – сказала Клава Алексу, глядя вслед убегающей маме. – Я не обвиняю тебя в том, что ты ушел. Я знаю, почему у нас ничего не складывалось… Я все знаю…
– Спасибо на добром слове, – сказал Алекс.
Борька взял ложку и принялся есть. Клава как-то притихла, глядя на сына и бывшего мужа.
– Борька, может ты можешь одновременно есть и в шахматы играть?
– спросил Алекс.
– Могу, – сказал Борька.
– Тогда давай продолжим. Я придумал красивую комбинацию.
Когда через сорок минут в палату снова заглянула сестричка и сказала, что Борьку пора готовить к операции, Алекс ушел, пообещав, что завтра в девять утра обязательно будет у сына.
Он вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха, и почувствовал странную пустоту внутри. До него постепенно дошел тот факт, что теперь он свободен. Свободен от ненавистной семейной жизни с Клавой, от постоянных истерик Ангелины Квадриговны, от непрерывного чувства вины, хотя он и не был виноват ни в чем.
Психология мужчины такова, что в чем бы ни обвинила его женщина, даже если это полный абсурд, рациональный ум мужчины начинает искать и находит основания для таких обвинений. Возможно, преувеличенные или вовсе символические, но основания. Мужской ум пытается понять, почему женщина произносит эти обвинения. И в итоге мужчина начинает чувствовать вину за то, чего он не совершал, а потом вину за то, что он мог бы совершить при стечении определенных обстоятельств, и вину за те поступки, которые его женщина приписывает ему, – в конечном итоге вину за то, что он мужчина. В этой паутине вины мужчина становится покорным, и с годами (при использовании пресса вины в течение десятков лет) утрачивает волю к самостоятельным действиям и решениям. Иногда только в конце жизни он осознает, что невидимые путы воображаемой и гипотетической вины, которыми сковала его женщина, не имеют никакого смысла. Как и вся его жизнь в этих путах. И мужчина начинает умирать, понимая, что напрасно прожил большую часть своей жизни: без самостоятельно поставленных целей, без приключений и захватывающих дух ощущений, которые могли бы в ней случиться, если бы не его покорность и не его чувство вины, сгенерированное мужским разумом в ответ на абсурдные женские обвинения.
Выйдя из больницы и идя по парку, Алекс физически ощущал, как с его плеч улетучивается многолетний груз – сложный коктейль вины, непонимания, удивления и брезгливости, который он испытывал к Клаве и который привык считать стандартным психологическим состоянием семейного человека.
Алекс возблагодарил Бога за дарованную ему свободу, и помолился за Борьку. Он молился безмолвно, превращая в молитву каждый свой шаг по направлению к автомобилю. Он сел на водительское сиденье, посидел чуть-чуть, собираясь с мыслями. Чувство свободы расцветало в его груди пышным диким цветком. Потом он набрал номер Фриды.
– Фрида… Я получил развод.
Фрида помолчала. Потом сказала:
– Вроде, не принято поздравлять с такими событиями. Приезжай. Поговорим.
– Я скоро буду.
Алекс подъехал к воротам и набрал телефон Фриды. Она открыла ворота гаража. Алекс въехал, припарковался рядом с ее автомобилем и по внутренней лестнице поднялся в дом.
Фрида встретила его, одетая в халат с драконами.
– Я ждала тебя, – сказала она. – Ужинать будешь?
– Немного позже, – ответил Алекс. – Я хочу просто побыть с тобой.
Они расположились на диване в гостиной. Алекс обнял ее, потом лег на диван, положив голову ей на колени.
– У меня слишком много чувств, – сказал Алекс. – Я столько лет мечтал об этом, освободиться, почувствовать себя свободным от супружеских уз.
– Тс-с, – сказала Фрида. – Тебе нужно просто отдохнуть.
Она поглаживала волосы Алекса и смотрела в его глаза, словно пытаясь разглядеть в них что-то, чего она еще не знала.
– Почему мы не встретились много лет назад? – спросил Алекс.
– У судьбы свои игры, – ответила Фрида. – Ты ведь служил в армии?
– Да.
– Как это было?
– Я обучал ребят ближнему бою.
– А сам ты как этому научился?
– С детства занимался джиу-джитсу, потом начал интересоваться другими единоборствами, так и случилось.
– А на войне был?
– Не довелось.
– Убивал людей?
– Нет. Я обучал убивать. Вернее, калечить. Но меня Бог миловал. На моих руках нет ничьей крови.
– А ты калечил людей?
– Я обучал. Конечно, были травмы и разные случаи на тренировках… Но почему ты спрашиваешь?
– Мне тут сказали, что твоя психика безнадежно разрушена, и что ты лживый и жестокий обманщик.
– Я?! Кто же такое выдумал? – искренне удивился Алекс.
– Может, и правда выдумал? – спросила Фрида, глядя в его глаза. – Альберт Абрамович заходил ко мне сегодня. Беспокоился насчет моего увлечения тобой.
– Хм… А! Догадался. Он же твой родственник.
– Ну да… Родственник. Но почему он говорил про тебя такие вещи?
– Фрида, – Алекс одним движением встал с дивана и опустился перед ней на колени. – Я люблю тебя. Зачем Альберт Абрамович наговорил тебе всякого, я не знаю, но думаю, у него была причина. Я клянусь тебе, что никогда, ни разу не обманул свою жену и своих детей, и ни разу им не лгал о себе или о своем прошлом. Я чист в этическом смысле. Я с детства занимался джиу-джитсу. Мой сенсей научил меня держать чувства под контролем. Я никогда не выхожу из себя, потому что это – первый шаг к смерти в любой опасной ситуации. Этому, кстати, я и учил десантников. И многие потом благодарили меня за это.
