– Значит, доктор Карапетян ошибся?
– Елы-палы! – сказал Алекс.
Несколько секунд глаза Фриды буравили Алекса взглядом. Потом она не выдержала и обняла его.
– Прости меня, Алекс, – сказала она. – Прости. Я поверила этому старому дураку. Наверное, Виктор Холливуд попросил его разрушить наши отношения.
– Скажу тебе честно, – Алекс нежно обнял Фриду. – Психолог он отстойный.
– Я знаю… Это он довел моего мужа до… этого. Его профессиональная ошибка.
– Откуда ты знаешь?
– Прочитала в дневнике мужа после похорон. Он вел дневник. Запароленный. В интернете. Паролем оказался день нашей свадьбы. Я все прочла. Господи! Как я могла поверить этому старому хрычу!?
Она обняла Алекса и поцеловала крепко-крепко.
Манечка и Макс катались на новой машине до полуночи. Манечка захотела попробовать автомобиль на трассе Одесса-Киев. Они проехали сто километров по направлению к Киеву, потом вернулись. Манечка выглядела немного уставшей, когда они въехали во двор их дома.
– Какая у нас машинка! Просто восторг! – сказала она. – Я ее люблю. И тебя тоже.
– И я тебя люблю, – сказал Макс.
– А завтра я посажу тебя за руль. И буду целовать на каждом повороте. Хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Макс.
Он чувствовал себя бесконечно счастливым. И прошлое, то прошлое, которое жгло и разрывало его сердце, казалось, подернулось легкой исцеляющей дымкой забвения.
Они вышли из автомобиля, Макс обнял Манечку. Вокруг пели цикады. Благоухала майская ночь. Изредка налетал легкий прохладный ветер, и по шее Манечки начинали бежать маленькие мурашки.
Макс поцеловал девушку. Она ответила на его поцелуй, потом отстранилась и сказала:
– Я бы сейчас чего-нибудь съела, – сказала она.
– А пойдем ко мне, я сделаю отличную яичницу с копченой колбаской.
– Яичница с копченой колбаской, – сказала Манечка. – Как это романтично! Пойдем!
Они поднялись в квартиру Макса. Макс приготовил яичницу. Они сидели у открытого окна на кухне, смотрели во двор, ели яичницу, запивая ее красным вином, и им было хорошо.
13
Алекс проснулся в объятиях Фриды. Постепенно осознал, какой сегодня важный день, осторожно переложил теплые руки Фриды, и поднялся с кровати. Фрида, не проснувшись, повернулась на другой бок. Алекс направился в душ. В его сердце переплеталось так много разных чувств, что ум путался, не решаясь выбрать для рефлексии какое-нибудь одно из них. С одной стороны, его заполняла любовь к сыну, которая вдруг забила в самой середине сердца горячим фонтаном сострадания и тревоги, с другой он ощущал чувство вины перед детьми, для которых его разрыв с Клавой был катастрофой, разрушающей их детский мир, с третьей его ум продолжал анализировать те дела, которые сейчас вела компания «Гольдштейн», и которые требовали его вмешательства, и он не хотел допустить ошибку ни в одном из них. А ярче всего этого сияло горячее, жадное ощущение любви к Фриде, которым он наслаждался, словно огнем в давно остывшем камине. Он открыл окно в ванной комнате и зашел в душевую кабину. Струи воды причудливо смешались в его сознании с голосами птиц, поющих в саду, и с запахом шампуня Фриды, который он вылил на свои волосы. Он чувствовал себя живым, как никогда раньше, полным сил, надежд и страдания, но страдания не ослабляющего, а напротив, наполняющего сухой, горячей решимостью сделать все, что необходимо.
Когда он вышел из ванной комнаты, Фрида уже проснулась. Она лежала на кровати и с улыбкой смотрела на него, обнаженного.
– Привет! – сказал он.
– Поедем к Борьке? – спросила она.
– Да, – просто ответил Алекс, и чувство благодарности за то, что Фрида готова разделить с ним эту боль и это ожидание, наполнило его сердце. – Спасибо тебе, Фрида.
Макс и Манечка сели в машину, и девушка, что-то напевая себе под нос, включила радио. Диктор новостей сообщил: «Сегодняшний день наверняка войдет в историю как день массовых ограблений и краж ювелирных изделий. Информационные агентства всех стран мира получают сведения об ограблении резиденций влиятельных особ по всему миру, а также коллекционеров ювелирных изделий. Особенной популярностью у грабителей пользуются драгоценные трости, изготовленные знаменитым на весь мир ювелиром Анатолием Бахманом, живущим в Одессе. Некоторые аналитики считают, что активизировалась неизвестная до сегодняшнего дня международная преступная группа».
– Это же про нашего Анатолия Игнатьевича! – воскликнула Манечка.
– Верно, – согласился Макс. – Ты знаешь, где кардиоцентр?
– Кажется, знаю.
– Ну тогда поехали.
Про себя Макс подумал, что Виктор Холливуд все-таки получил информацию о владельцах тростей.
– И как ты думаешь, это сделал Холливуд? – спросила Манечка.
– Думаю, да, – сказал Макс. – Я почти не сомневаюсь, что это он. Просто слишком уж быстро организовано ограбление. И зачем ему заниматься грабежом и кражами, если он может купить эти трости?
– Наверное, украсть быстрее, чем купить, – предположила Маня.
– Однозначно быстрее, – согласился Макс. – И раз в десять дешевле.
Макс и Манечка поднялись в отделение кардиохирургии, и почти сразу же, в коридоре, столкнулись с Алексом и Фридой, которые с потерянным видом стояли у стены.
– Привет! – сказал Макс. – Алекс, как ты?
– Его полчаса назад увезли, – ответил Алекс. – Сказали, что операция продлится несколько часов. Никто точно не знает, сколько.
– Подождем, – сказал Макс. – Фрида, рад тебя видеть.
– И я вас рада, – улыбнулась Фрида. – Мы не хотим в палате сидеть. Там Клава с Ангелиной Квадриговной.
– Понятно, – сказал Макс. – Где ждать будем?
– Тут холл есть с креслами, – сказал Алекс. – Пойдемте туда.
Хотя на лице Алекса была написана тревога, в целом он вел себя как обычно. Проходя мимо борькиной палаты, Макс увидел Клаву, кивнул ей приветственно. Но Клава сделала вид, что не заметила его, и демонстративно отвернулась. Наверное, ей было не очень приятно, что ждать результата операции вместе с Алексом пришли его друзья, среди которых была и новая пассия ее мужа. Впрочем, мысли Макса были больше заняты намерениями Холливуда.
В отделении было тихо. И ощущалось напряжение, от которого становилось душно. Пациенты, которых прооперировали недавно, неспешно ходили по коридорам, медсестры заходили в палаты и выходили из них. Отделение жило своей привычной жизнью, и в то же время каждый сотрудник время от времени поглядывал на двери операционной, то один больной, то другой бросали участливые взгляды на друзей, ожидающих исхода операции. Манечка и Фрида сели в кресла. Алекс и Макс расположились на диване.
