— Вот как? Хм… И как часто он уезжает?
— Да почти ежедневно.
— А вы не слышали, случайно, таких названий, как Седьмая застава или Инвернон? Он уезжает туда?
— Седьмая застава? Пожалуй, да, слышала. Кажется, он был там в день нашего приезда в Волхард. А почему вы спрашиваете? — какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось у Габриэль внутри, при виде того, как капитан прищурился.
И в тот же миг ей показалось — кто-то смотрит на неё из кустов, что росли по другую сторону дороги. По спине так и скользнула ледяная струя, прямо меж лопаток, и Габриэль даже оглянулась.
Никого.
Лишь листья дикой вишни чуть шевелились от лёгкого ветерка, но Габриэль почему-то поёжилась.
— Не переживайте, я спросил просто так… я там проезжал, так что… — снова улыбнулся капитан, оборвав свою речь на полуслове, и добавил: — А позвольте, я вас провожу?
— О нет! Спасибо, не стоит беспокоиться, здесь недалеко и погода великолепная, я прогуляюсь вдоль реки — нарву цветов, — улыбнулась Габриэль.
Вот уж совсем это ни к чему! Мало ли кто может встретиться им по дороге. Не нужно, чтобы в Волхарде знали об этой встрече.
— Тогда, скоро увидимся, синьорина Миранди? — капитан ещё раз поцеловал её руку, удержав чуть дольше, чем нужно, и глядя пристально ей в глаза.
И она смутилась от этого внимания.
Корнелли церемонно попрощался, затем сел на лошадь, и ещё раз поклонившись и приложив руку к сердцу, ускакал по направлению к центру Эрнино.
А Габриэль продолжила свой путь с тяжёлым сердцем. Нехорошее предчувствие камнем лежало на душе и отделаться от мысли, что эта встреча, в итоге, не принесёт ничего хорошего, она не могла.
Когда она спустилась к одной из небольших речушек, впадающих в озеро близ Волхарда, из кустов внезапно появился Бруно. Он обнюхал её руку и грозно заворчал, глядя на Габриэль.
— Бруно? Что с тобой? — удивилась она такому странному поведению.
Надо сказать, что огромный пёс теперь следовал за ней повсюду. После той ночи, когда он улёгся на кровати в её комнате, ей так и не удалось от него отделаться. Поначалу она решила прекратить это безобразие и на следующий же вечер заперла дверь на засов. Но это не помогло. Пёс принялся скрестись и скулить так, что ей пришлось всё-таки его впустить, чтобы не разбудить весь дом. Она осторожно спросила Натана, как бы сделать так, чтобы собака не ходила за ней по пятам и не просилась так настойчиво в её комнату на ночь, но дворецкий ответил, что никак. Бруно слушает только хозяина. А идти и просить Форстера…
…Да ни за что! Она потерпит.
Правда, тем вечером они пришли с Бруно к соглашению, что спать он будет, хоть и на кровати, но только в ногах. Он был против, но Габриэль проявила упорство в этом вопросе, трижды стаскивая его на пол вместе с одеялом и указывая на его новое место.
А потом она как-то незаметно к нему привыкла. Пёс был очень ненавязчив, не надоедал, ничего не выпрашивал, просто ходил за ней, как тень, сидел рядом, иногда убегал куда-то, но находил Габриэль, где бы она ни была. И вскоре она поняла, что с ним и правда как-то спокойнее: можно гулять по всей усадьбе и даже ходить в лес, возвращаться поздно вечером, и быть уверенной в том, что рядом с таким устрашающим зверем ей совершенно ничего не грозит. Она так к нему привыкла, что совершенно перестала замечать, и когда он неожиданно вот так впервые подал голос, Габриэль даже испугалась.
Бруно снова обнюхал её руку, с грозным лаем сорвался с места и умчался по дороге в сторону Эрнино. Он вернулся лишь к вечеру, весь грязный, в репьях и царапинах, так что Натан вовремя перехватил его в гостиной и перепоручил служанкам, чтобы они его отмыли.
— Паршивая ты собака! Оно вот надо, чтобы ты к синьорине Элье лез в таком-то виде? — распекал дворецкий пса. — Где тебя только носило! Царица гор! Да где ты столько репьёв-то нашёл по весне? Вот приедет хозяин, я скажу ему, чтоб он тебя забрал пасти овец, раз нету у тебя более-менее понимания, как вести себя в приличном доме!
А вечером Бруно, вымытый и причесанный, тихо прокрался в комнату к Габриэль и лёг, не как обычно в ногах, а на коврик у камина. И это удивило её, потому что, как ни странно, она уже привыкла к тому, что он спит на кровати.
— Что случилось, Бруно? — спросила она, присев рядом — разговаривать с псом уже вошло у неё в привычку, поскольку говорить в этом доме было особенно не с кем.
Но пёс лишь отвернулся, и закрыв глаза, притворился спящим. И она готова была поклясться, что он на неё обиделся.
Габриэль не стала никому говорить о встрече с капитаном Корнелли. Даже отцу. Потому что, кто знает, а вдруг он скажет об этом Форстеру? Они ненавидят друг друга и между ними достаточно спички, чтобы всё полыхнуло и дошло до убийства. В прошлый раз этой спичкой стала она. В этот раз лучше было бы ей и вовсе здесь не оказаться.
Она лишь помолилась Пречистой Деве, чтобы капитану Корнелли хватило благородства держать язык за зубами о том, что он узнал. В следующий раз она обязательно попросит его не говорить об этом своим друзьям. Пусть скажет, что они поселились в каком-нибудь доме в Эрнино.
…Ну почему она не сделала этого сразу? Просто растерялась…
И у неё была надежда на то, что капитан не расскажет, судя по тому, как он повел себя при встрече. Во всяком случае, она очень на это рассчитывала.
На следующий день после прогулки в Эрнино, она продолжила обследовать усадьбу и на этот раз обнаружила новую находку — развалины замка.
В тот день к озеру вышли косцы убрать траву, поднявшуюся почти по пояс. Чтобы им не мешать, Габриэль впервые отправилась за дом, туда, где задний двор был отгорожен густой живой изгородью. За ним начиналась небольшая рощица, и она решила прогуляться там, между высоких старых кедров, больших камней и кустов можжевельника.
Обвалившихся стен не было видно ни с дороги, ни с других мест усадьбы, потому что подлесок поднялся уже высоко, молодые берёзы и осины закрыли собой руины, а густой горный плющ набросил поверх покрывало своих плетей. Габриэль прошла вдоль одной стены, и сквозь длинные побеги плюща, увидела лестницу, ведущую внутрь. Раздвинув гибкие плети, хотела уже ступить на неё, как Бруно, ухватился зубами за край её платья и потянул назад.
— Бруно? Ты что? Пусти! Да что с тобой такое?
Она обернулась и посмотрела на него недоумённо. Но пёс зубы не разжал, лишь сильнее потянул Габриэль назад и глухо заворчал. А глаза у него были в этот момент какие-то странные, будто видели что-то за её спиной, в этих старых развалинах. От этого взгляда ей даже стало не по себе, снова показалось, что кто-то смотрит на неё, и она поспешно отступила. Постояла некоторое время, глядя на зелёный ковёр листьев, и пошла вдоль стены.
…Сколько лет этим развалинам?
Подросшим деревьям, пробившимся поверх битого камня, было никак не меньше тридцати лет. Северная стена сохранилась лучше остальных, сквозь вездесущий плющ проглядывали пустые проёмы окон, над которыми на камне отчётливо сохранились следы копоти. Но и заросли здесь стали совсем уж непроходимыми — повсюду буйствовала ежевика, и Габриэль оставила попытку осмотреть весь замок целиком. Да и внимание её привлекло кое-что совсем другое. За северной стеной замка она увидела огромный дуб.
