Книга Оказия - Анна Шведова

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75

Оболонский вбил очередной колышек в сухую пыльную землю, низко наклонился, пытаясь на глаз определить, верно ли натянут шнур, и тут же закашлялся попавшим в рот и нос песком – ноги Стефки, отгоняющего взбешенную женщину, танцевали совсем рядом с его головой. На мгновение Константин оторвался от магической фигуры, чтобы оглядеться кругом. Зрелище ужасало, но с некоторых пор тауматург смотрел на происходящее с поразительной отстраненностью, фиксируя лишь то, что представляет непосредственную угрозу его магическим построениям. Его внимание не задерживалось ни на бурых пятнах крови вокруг ошметков плоти на желтом песке дороги, ни на нелепо раскинувших руки человеческих телах на пыльных залысинах обочин, затоптанных до голых жестких стебельков. На улице тел было немного, несмотря на то, что к этому моменту из деревенских жителей больше половины были мертвы, а еще с десяток человек лежали в коме, совершенно безучастные к тому, что делает с ними болезнь. Среди всего этого безумия всего нелепее выглядели белые бугорки гусиных тел да витающий в воздухе пух, такой домашний и безопасный…

…И как так получается, что все происходящее в этом странном провинциальном месте случается днем, именно днем, под палящими лучами солнца, такого настырного, такого жаркого, такого всевидящего? Мерзости пристало твориться в ночи, под покровом тьмы, прятаться, таиться, выскакивать из-за темного угла, чтобы поиграть с добычей, разрывать ночную тишину душераздирающим криком, слепить невидимым страхом. Но только не так. Не резать глаза тошнотворной отчетливостью разорванной плоти, раздавленными вишнями вывороченной наружу. Не бить наповал ясностью впечатлений, которую не завуалировать полутьмой и не спрятаться за надежду – «а вдруг просто показалось?» Под солнцем, среди благодушия и плавящейся лени жаркого летнего дня, смерть кажется нелепой и нереальной. И тем страшнее отпечатывалось в сознании ее отвратительное шествие…

Все было готово. Оболонский густо рассыпал по полученным линиям желтоватый порошок, почти сливающийся с чистым солнечным цветом дорожного песка, поставил рядом с тщательно выдолбленными углублениями в земле на внутренних углах фигуры маленькие пузырьки с эликсирами, приготовил спички.

Достаточно было только кивнуть Порозову. Танцующим движением Алексей развернулся, коротко рявкнул и скользнул в хату слева. Стефка перехватил жердь и ринулся в хату справа. Через несколько минут они вышли, гуськом ведя за собой прятавшихся там людей. Прибежал и Лукич, проверявший остальные дома, за ним бежали еще несколько спасшихся селян. Лекарь с головы до ног был завернут в красочную красно-синюю постилку и походил на уродливую детскую игрушку, кметам тоже пришлось нарядиться кто во что горазд – выволоченные посреди жаркого лета суконные свиты, кожаные сумы, нахлобученные на головы, онучи, превращающие ноги в толстые колбасы. Счастье, что им безоговорочно верят, вдруг подумал Оболонский, глядя на этот маскарад. Смогли бы ведьмаки уговорить жеманную городскую барышню в изнуряющую жару напялить на себя кожаный фартук, который, возможно, спасет ее если не от зубов, то хотя бы от брызг слюны взбешенной собаки?

Подкова расправился с последним гусем и огляделся. Пока остальные занимались селянами, его задачей была защита и теперь он мог вздохнуть облегченно – несколько минут покоя им было обеспечено. По его подсчетам, где-то по деревне бродили еще двое зараженных людей, не считая молодой женщины, упавшей под плетень в нескольких шагах от него и застывшей в невообразимой муке, возможно, были еще пару кошек – остальных собак и кошек перебили еще несколько часов назад, так, на всякий случай. Остальную живность наглухо заперли в хатах (не всех однако ж, с неудовольствием думал Подкова, оглядывая гусиное поле битвы). На удивление, зараза не брала пока ни немногочисленных лошадей, ни обиженно мычащих в стойлах трех коров. Возможно, все еще впереди? Здоровяк крякнул, переминаясь с ноги на ногу, и в очередной раз настороженно окинул взглядом пустую улицу, краем глаза отмечая, как магическая фигура у его ног постепенно заполняется людьми.

Они медленно и осторожно переступали через едва заметную желтоватую черту и садились на землю в середине магической фигуры – семь женщин, две из которых были совсем старухами, пятеро мужчин и с десятка полтора детей лет до двух до двенадцати – словно напуганные маленькие птички те жались к телам матерей и ловили каждое движение их лихорадочно ласкающих рук. В напряженном безмолвии этих движений было что-то страшное, гнетущее; никто не плакал, не стенал, не жаловался. Тихий, затаенный ужас застыл в глазах женщин, дети же, освоившись, из-под защищающих их рук смотрели скорее с любопытством.

Воцарилось выжидательное молчание. Поглядывая то на мрачно возвышающегося над ними Алексея, то на Оболонского, сосредоточенно переходящего от угла к углу магической фигуры, женщины принялись усаживаться поудобнее, прижимая к себе детей…

– Да где же Лукич? – пробормотал Порозов, вглядываясь вдаль. Лекарь, оставив приведенных им людей, решил еще раз проверить деревенские хаты. И теперь запаздывал.

– Пройдусь-ка я вперед, – бросив быстрый взгляд на Оболонского, Подкова перехватил поудобнее деревянную мялку и переступил через линию на песке.

Не прошел он и десятка шагов, как из-за угла крайнего по улице дома показались три бегущие фигуры. Намотанные поверх тел тряпки им мешали, заставляя людей переваливаться с ноги на ногу, но они бежали изо всех сил, подгоняемые откуда-то сзади диким то ли ревом, то ли звериным рыком. Лукич яростно жестикулировал, на ходу подхватывая сползающую с плеча и волочащуюся по земле постилку.

Оболонский выпрямился во весь свой немалый рост. Прикинул на глаз расстояние от фигуры до бегущего лекаря. Стремительно обошел все двенадцать углов, резко опрокидывая в песок жидкость из загодя заготовленных пузырьков и бросая поверх нее разноцветные полупрозрачные камешки.

Лукич и люди с ним поравнялись с Подковой и промчались, задыхаясь от быстрого бега, мимо.

Оболонский зажег спичку и поднес к желтоватой линии, крохотным крепостным валом отделяющей в ужасе притихших людей, сидящих внутри нарисованной на песке фигуры, от чего-то неизвестного, что с нарастающим шумом приближалось к ним.

– Сидеть, – грозно рявкнул Порозов, заметив, как в панике начинает метаться и голосить одна молодая женщина, до боли прижимающая к груди ребенка лет четырех. Она не может здесь оставаться, здесь, на виду у любой опасности, она должна найти укрытие, – Посмотри на меня! Слышишь? На меня посмотри! Все будет хорошо!

В невидимую стену, которую не пробить снаружи, маг вплел и легкую сеть обратного заклинания, предупреждающего того, кто решил бы покинуть внутренность фигуры, хорошим зарядом резкой головной боли. А потому Оболонский был спокоен – под действием паники люди так просто не убегут, и все-таки был благодарен Порозову.

Под непререкаемым взглядом Алексея женщина заворожено застывает, недоуменно и обиженно хлопает ресницами и только потом замечает, как надрывно кричит ее ребенок…

– Молитесь, люди! – тоненько кричит Лукич в пяти шагах от фигуры, – Бог да будет всем нам в помощь! Склонитесь пред его милосердием! В землю, в землю смотрите!

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75