— За каким флаконом? — Марта аппетитно облизнула пальцы и уселась на табурет. — Хочешь вина? Я не буду, а тебе надо. Снимешь стресс.
— За флаконом, в котором была кислота. Спасибо, если только чуть-чуть.
Марта слезла с табурета и полезла в шкаф за бутылкой.
— А ты уверена, что он не у Марка? — спросила она.
— Вообще-то это он сказал, что флакон у тебя. У него его точно нет. Он сказал, что ты его забрала.
— Да? — Марта приподняла брови. — Знаешь, я, наверное, от стресса ничего не помню. Да и выпили мы тогда. В общем, в той части, которая касается флакона, у меня в голове какой-то туман.
— Подожди. Так флакон у тебя или нет? Мне нужно отдать его полиции. Они занимаются картиной и прочими моими неприятностями. То есть, я надеюсь, будут заниматься, потому что пока у них маловато доказательств.
— Может, он всё-таки у Марка?
Марта вела себя странно. Я знала ее очень хорошо и сразу поняла, что она хитрит. Но у меня не было никакого настроения играть в прятки.
— У Марка его нет, и у меня дома его тоже нет. Он может быть только у тебя. И Марк собственными глазами видел, как ты забрала его, когда за тобой приехал муж. Марта, что с тобой?
— Давай я налью тебе еще…
— Давай ты отдашь мне флакон. И вообще мне это не нравится! Он у тебя или нет?
— Можно я отнесу ребенка в детскую? А потом ты сможешь меня убить.
Мой интерес к индейке и вину окончательно улетучился. Марта знала, где флакон, в этом я не сомневалась. Но ее поведение не предвещало ничего хорошего.
— Марта, ведь ты его забрала? — тихо спросила я, попытавшись поймать ее взгляд.
— Да, — кивнула она. — Но у меня его нет.
Мне стало нехорошо. Это была единственная улика.
— Я его разбила, — тихо сказала она. — Можешь меня убить.
— Ты с ума сошла? Как это могло случиться?
— Можешь меня убить, — снова повторила она. — Имеешь полное право. Но я не нарочно, и у меня дети. Вот, целых два смягчающих обстоятельства.
— Хватит этого бреда! — Я уже сердилась. — Почему ты ничего мне не сказала?
— Не хватило смелости. Я же знаю, что, кроме него, тебе нечего предъявить в полиции. Мы тогда выходили из машины, я полезла доставать этот проклятый флакон из багажника, а мой дражайший супруг сказал, чтобы я его не трогала, а я всё равно лезла, ты же знаешь, я упрямая как баран. И, в общем, я его уронила… Агата, прости меня, пожалуйста! Я могу показать пятно на асфальте у нас перед домом! И хочешь, мы прямо сейчас поедем в полицию, и я дам показания?
Я была не в состоянии вообще ничего говорить и отвернулась к окну. Марта слезла с табуретки и обняла меня за плечи.
— Ну, прости меня! Я сейчас же позвоню няне, и мы поедем в полицию!
— Не надо, — покачала головой я. — Они всё равно не поверят. Тот полицейский, который был у меня, сразу дал понять, что очень сомневается в моей адекватности. И кислоту во флакон с духами, как он считает, налила я сама. А теперь и флакон бесследно исчез. Так что у него нет никаких причин начинать расследование.
— А сообщения ты ему показала?
— Показала.
— И что?
— И ничего. Я, пожалуй, пойду. Прости, что-то совсем нет аппетита.
— Давай мы всё-таки съездим в полицию? Они должны принять заявление, нас же несколько человек, мы свидетели! Я сама так расстроилась, не могу ни спать, ни есть. Ну, что мне сделать, чтобы хоть как-то тебя порадовать?
— Купи мне цветов и торт! — крикнула я уже от входной двери.
К счастью, вечером приехал Марк. Он был немного уставший, вскользь обмолвился о том, что на работе какие-то неприятности, но отказался сообщать хоть какие-то подробности, он очень переживал из-за меня.
— Как ты? Дай я тебя обниму.
— Я сама не понимаю, как я.
— Марта отдала тебе флакон? Вы ездили в полицию? Что сказал полицейский? Может, на нем остались какие-то отпечатки пальцев?
— Вполне возможно, что отпечатки и остались бы, — сказала я. — Загвоздка только в том, что самого флакона не осталось.
— То есть как? — удивился Марк.
— Марта его уронила. Он разбился. Улики нет.
— Как она могла его уронить?
— Взяла и уронила, не надо меня расспрашивать. В полицию теперь идти не с чем. Они считают меня чокнутой, которая сама всё придумывает.
— Это тебе сказал полицейский?
— Не открытым текстом, но ясно дал понять, как он относится к моему делу.
— А эсэмэски ты ему показала?
— Он сказал, что я должна разобраться с моими кавалерами.
— С какими кавалерами?
— Я понятия не имею! Полицейский считает, что сообщения пишут мои поклонники.
— А их у тебя много? Может, ты и правда кому-то слишком грубо отказала?
— Настолько грубо, чтобы за это доводить меня до сумасшествия? Нет, таких отвергнутых и оскорбленных у меня нет и не было.
— Мужчины ведь очень долго хранят обиду. Может, ты выкинула его из головы уже через пять минут, а он помнит твои слова всю жизнь и страдает.
— Вы что, сговорились с Мартой? Уже вдвоем во мне сомневаетесь? Особенно ты! Как ты можешь?! Я же так тебе доверяю!
Он схватил меня и прижал к себе.
— Прости меня, я не знаю, зачем я это сказал. Конечно, если бы такое случилось, ты бы наверняка вспомнила. Просто я никак не могу понять, кому это нужно и почему это всё происходит! Но я знаю не всё твое окружение, и мне известно далеко не всё о твоем прошлом, поэтому я и предположил, а вдруг…
— Поцелуй меня, — вдруг перебила я.
У меня не было ни сил, ни желания продолжать эту беседу, я просто сказала вслух то, о чем подумала.
— Что?
— Поцелуй меня. Пожалуйста.
Он внимательно посмотрел на меня, потом поправил мне волосы и коснулся губами моих губ.
— У тебя такие глаза… — сказал он. — Ты удивительная.
— Со мной что-то не так? — спросила я.
— Почему? С чего ты взяла? — Он отступил на шаг назад.
— Потому что ты меня избегаешь! — взорвалась я.
— Ты с ума сошла? Что значит избегаю? Мы не расстаемся ни на день! Я ни с кем не провожу столько времени, как с тобой. Даже если мы не вместе, я всё время думаю, как ты, что с тобой. И что ты мне сейчас говоришь? Как я могу тебя избегать?
— Как женщину! — Я оттолкнула его и пошла на кухню.
— Агата, послушай, ты просто устала, и на тебя столько свалилось, но не надо переворачивать всё с ног на голову.
