Суркова в малом тамбуре гремела ведрами.
— Шесть минут стоим. Между прочим, здесь да в Иконоковке лучший картофель по дороге…
— Кому красной? — слышалось за окнами.
Из-за жары, кратковременности стоянки никто, кроме Антона и проводников, не проявил интереса к станции.
Дополнительный уже двигался, когда откуда-то из-за летнего павильона появился запыхавшийся сержант.
— Капитан Сабодаш? Пакет!
— Больше ничего?
— Все! Счастливо!
Бумаг было несколько.
«Проверкой пути следования поезда нр сто шестьдесят восьмого дополнительного жертв несчастных случаев не зарегистрировано»
«Проживающий Астрахани Желябова 39 Плавин Олег Алексеевич старший ихтиолог Азчерниро допросе показал что никогда раньше не слыхал человеке фамилии Толей…»
Последняя телеграмма была тоже неожиданной:
«Полученным Новосибирска сведениям Вохмянин Игорь Николаевич вылетел Москву двадцать третьего августа…»
Она означала, что сосед Голея по купе — заведующий лабораторией Вохмянин — находился в Москве не двое суток, как он сообщил Сабодашу и Денисову, а трое.
— Интересно… — Антон закурил, отодвинулся от окна.
Боковая стенка вагона полыхала теплом.
Денисов посмотрел на часы:
«Пятнадцать с минутами».
— Самое время пройти по составу… — сказал он.
Антон безропотно встал.
— Я готов.
В коридоре казалось прохладнее. Двери всех купе были раскрыты в надежде заполучить толику сквозняка. В час послеобеденного покоя общественные соты вагона просматривались в каждой своей ячейке.
— Далеко? — полюбопытствовала у Денисова Суркова. Она возилась в нерабочем тамбуре с совком.
— Прогуляться.
— Бригадир в хвостовых секциях.
— Спасибо. Пошли, Антон.
Двенадцатый вагон был тоже венгерской поставки до шестьдесят третьего года — без пепельниц в большом продольном и малом коридорах, но с пластикатом и откидными сиденьями у окон. И здесь двери в купе были открыты, словно в современном спектакле без занавеса.
Денисов пропустил Антона вперед: форма капитана милиции отводила упрек в любопытстве. У последнего купе Сабодаш неожиданно остановился.
— Денис!..
Денисов заглянул в купе.
На верхних полках спали, внизу, за столиком, сидел хмурый чернявый пассажир и смотрел в окно. Не он заинтересовал Антона. На полу у входа лежала собака, Денисов узнал дога: прямоугольная голова, гладкая черная шерсть, сильный саблевидный хвост.
Дог неприязненно посмотрел на пришельцев, хотел подняться, но тут же лег, до хруста выпрямил когтистые лапы.
Чернявый повернул голову.
— Гу-ляй, Дарби!.. — В голосе с хрипотцой слышалось раздражение.
Рядом с пассажиром Денисов увидел плетеный поводок с петлей на конце — удавку, резиновую поноску и намордник.
— Не бросится? — спросил Антон.
— Как себя будете вести!.. Английский дог! Чуть грубее сказал — уже амбиция. — Пассажир хохотнул. — Станешь мямлить, на голову сядет. В Англии лакеи их по пять часов кряду выгуливали.
Пес повернул брезгливую морду.
— Как же вы управляетесь?
— Приду с ночной и гуляю. Если днем работаю, хозяйка водит…
Во время разговора он адресовался к сотруднику милиции в форме и ни разу не взглянул на Денисова.
— Как он с другими собаками?
— Не знает страха.
— А насчет маленьких? — Антон возвышался на манер пагоды. Комнатных…
— Растреплет, — благодушно прохрипел чернявый.
— Ваша фамилия? — спросил Денисов. — Откуда вы?
Антон достал блокнот.
— Судебский… Иван Васильевич. Живу в Ступине, — он так и не взглянул на Денисова.
— Как полное имя собаки?
— Дарби-Воланд.
— Регистрацию прошли?
— В областном клубе каждый его знает…
— У вас не было конфликта во время посадки? Может, кто-то ударил собаку? Пнул?
— Хотел бы я посмотреть на того, кто это сделает!..
По какой-то причине Денисов был ему явно несимпатичен. Разговор не получился.
— До Астрахани?
— Да. Всегда рады. Дарби!
Дог заворчал, гулко хрястнул хвостом о пол.
— Допустим, это собака, о которой говорил Голей, — сказал Антон в коридоре. — Голея могла заинтересовать породистая собака. Что из того?
В тамбуре два свежеиспеченных лейтенанта разговаривали с электромехаником.
— Опять непорядок? — осведомился Денисов.
— Обрыв. — Электрику, казалось, прибавило спеси, с тех пор как они видели его утром. — А здесь не побриться — напряжения не хватает… — Он поиграл фибровым чемоданом с инструментами.
Лейтенанты молчали.
— Электрохозяйство образцовое, — заметил Денисов.
Электромеханик цыкнул зубом:
— Последняя перевозка…
В купе Сабодаш вернулся к разговору:
— Если бы Голей перед гибелью разговаривал о белых мышах или о саблезубых тиграх, ты, наверное, отправился бы в Африку.
— Может, в библиотеку. — Познакомившись с Судебским и его догом, Денисов как будто успокоился. — Поручиться за успех в нашем деле никто не может. Но за то, что ничего не будет оставлено без внимания, я отвечаю…
Ратц сел у дверей.
— Как бы вы охарактеризовали вчерашнюю обстановку в купе? — спросил Денисов.
Интересуясь происшедшим, Денисов вверг бухгалтера в центр лабиринта, предоставив ему отыскивать выход.
— Можно ее назвать дружеской? Или преобладала отчужденность?
Ратц покрутил головой.
— Отчужденности не было.
— Голей выглядел компанейским?
— Наверное, — бухгалтер немного успокоился, — вино, шампанское. Голей поцеловал женщине руку.
Своим тоном он дал понять, что не принимает экстравагантных замашек погибшего.
— …В Нововиленском, когда провожали счетовода на пенсию. Школьников, председатель райпотребсоюза, поцеловал ей руку. Перед войной дело было. Шум, гвалт! — Казалось, Ратца ничего не интересовало, кроме воспоминаний сорокалетней давности.
— О чем с вами говорил Голей?
— Спросил, бывал ли я в Кировоградской области.
— Вы упоминали Каменец-Подольск?
— Он сказал, что был в Каменец-Подольске… — Старик не искал выход из лабиринта, Денисову предстояло заниматься этим самому.
