— Поссорились?
— И не ссорились. На работе встречаемся, разговариваем. Распалась, и все. Теперь каждый по себе.
В конце обеда появился Вохмянин с толстой общей тетрадью. По просьбе Денисова Шалимов подобрал купе, где завлабораторией мог готовиться к симпозиуму.
Антон продолжал прерванный разговор, Денисов снова ему позавидовал: сам он был скован, боялся что-нибудь упустить. Как будто день и ночь все играл одну и ту же сложную турнирную партию…
— …Он увлекается магнитофонами… — сказала Марина.
Денисов понял: Антон спросил о муже.
— Сколько их перебывало! То что-то не отрегулировано, не доведено. То меньше, чем хотелось, ватт на выходе. Разъем двухштамповый вместо одноштампового…
Антон кивал.
— …Он способный, талантливый. Недавно вернулся из командировки в Италию. Евгений переживал, когда так получилось с компанией, — Марина поправила очки. — Мужчины наши — друзья по институту, все с одного выпуска, «мушкетеры». Только жены перезнакомились… — Она обернулась к Денисову: — Как по — вашему? Меня еще будут тревожить?
За стеклами мелькнуло беспокойство.
— Насчет Голея?
— Придется приезжать, давать показания? По существу, я ничего не знаю!
Денисову показалось: она сейчас расплачется.
— Закон есть закон.
— Я хочу быть объективной. Не было в купе ничего, кроме этой стычки Голея с Ратцем.
— Так вы считаете?
Тот же закон, однако, запрещал Денисову настаивать. Беседа со свидетелем за столиком купе, в вагоне-ресторане даже по поводу только что совершенного преступления оставалась беседой, а допрос — допросом, процессуальным действием со взаимными обязанностями, правами, протоколом.
— Голей что-то сказал…
— А Ратц?
— Может, у них старые счеты? Ратц побледнел. Слово «война» я определенно слышала.
Денисов помолчал.
— Но вначале было все мирно?
— Вполне.
— Если бы они были знакомы раньше, вы бы заметили?
— Конечно!
— Еще вопрос. Кто открыл шампанское?
— Может, Игорь Николаевич? Голей, я знаю, проткнул пробку, чтобы не выбило.
— Странно.
— Мне это было тоже в новинку. Ратц дал свой ножик.
— У него был нож? — спросил Антон.
— Он не сказал? — Марина удивилась.
Из раздаточной показался Феликс. От Денисова не укрылось: официант-разносчик вздрогнул, увидев обоих сотрудников милиции.
— Вы спрашивали еще о сторублевых купюрах… Я не видела их, — она словно спешила снять с себя подозрения. — На вокзале он не расплачивался в моем присутствии!
Ее слова навели Денисова на мысль.
«А ведь такой свидетель есть! — вспомнил он. — Шпак! Житель Кагана… Он стоял у кассы позади Голея, мог видеть сторублевку! А то и все восемь тысяч!»
Бородатого, с узловатыми морщинами Шпака Денисов нашел в служебке девятого вагона. Свидетель пил чай.
— Присоединяйтесь, — он придвинул вторую пиалу. — Представьте, что мы в Кагане.
— В Бухаре.
Частая дробь колес на секунду прервалась.
Денисов сел, Шпак налил чай.
— Что вас больше поразило в Бухаре? — спросил он. — Если не секрет… Мавзолей Саманидов?
— Бала-Хауз!..
Денисов вспомнил: звенел совсем московский морозец, знаменитый водоем был пуст. Крутые ступени уводили вглубь, к ледяному зеркалу, где несколько пацанов играло в хоккей.
Денисов поблагодарил за чай.
— Проводница спит?
— Бригадир послал ее в четырнадцатый. За бельем. Сейчас придет.
— У меня вопрос к вам. На московских вокзалах кассиры оформляют билеты иначе. Не как везде, — Денисов рассчитывал на его наблюдательность.
— С помощью манипулятора, — прямой как палка каганец откинулся еще дальше назад, — я видел… Потом пишущая машинка заполняет бланк.
— Верно. Тогда вы наверняка вспомните… Сколько билетов изготовили, пока вы стояли у окошка?
— Три. Может, четыре.
— Впереди вас расплачивались сторублевой купюрой?
Пауза показалась долгой, наконец Шпак качнул головой:
— Нет.
— Определенно?
— Я бы обратил внимание, — борода его легла на воротник красного батника, узловатые морщины как будто расправились. — Хотите еще чаю?
— Нет, благодарю.
— Это шестидесятый номер. Обычно я завариваю сто двадцать пятый…
— Он лучше? — Денисов думал о другом.
— Как сказать…
Появилась проводница — в джинсовом костюмчике, с косичкой. В первую минуту она показалась Денисову подростком.
— У нас гости?
— Денисов, — он представился. — Инспектор транспортной милиции.
— Рита, — она преувеличенно-внимательно оглядела его. — Не задержали еще?
— Убийцу? Пока нет.
Рита обернулась к Шпаку.
— А вы говорили: «Быстро найдут».
За окном показались дома, дополнительный пошел совсем тихо. На песчаном бугре мальчик гладил лежавшую рядом собаку, вторая рука была приветственно поднята.
— Потом поймешь, малыш, — Шпак тоже вскинул руку. — Глупо махать всем без разбора. Жизнь — штука пресложнейшая… Главное в ней — выбор цели. Согласны?
Денисов не ожидал вопроса.
— Вы говорите о сверхзадаче?
— Вот именно! Шестьдесят пять лет человеческого существования и миллиарды по обе стороны от точек отсчета! Есть над чем задуматься…
Денисов пожалел, что с ним нет Антона: Сабодаш любил поспорить.
— В очереди за билетами шел разговор о гостинице. О какой именно? спросил он.
Бугор и мальчик с собакой остались позади, Шпак с сожалением отставил пиалу.
— По-моему, я назвал: гостиница «Южная».
— Не ошибаетесь?
— «Южная»… Хорошо помню. Потерпевший хвалил ее.
За Иконоковкой рядом с сенокосами все чаще попадались подсолнухи, в одиночку, потом целыми массивами. Земля почернела, опять лежала жирная антрацитово-черная в низине, замкнутой на горизонте небольшими холмами.
Перед самым Кирсановом ненадолго открылась контейнерная площадка размером с футбольное поле, с двумя козловыми кранами, похожими на ворота, за ней — отгороженная деревьями станция.
— Мы ломаем головы, — выходя в коридор, Антон запер купе. Представляешь, Денис? А в Кашире, возможно, отбой! — Он почти дословно повторил сказанное им перед Мичуринском.
