— Что? — завопил он, поворачиваясь. Когда он увидел, как кот исчезает в сплошной стене, у него отвалилась челюсть. — Ага. Конечно.
Том завыл еще раз, теперь уже где-то в глубине стены.
Один из стражников, дергаясь взад и вперед, казалось, вот-вот упадет, а другой шагал на вихляющихся ногах, но оба продолжали приближаться.
— Верно, — повторил Роланд. На решение оставались секунды.
«Ладно, все равно хуже не будет».
Подхватив Терпеливую, он ударился о стену, в последний момент закрыв глаза.
На его лодыжке сомкнулась металлическая рука.
Все смешалось в его сознании: темнота, потом серое, потом свет и рвущийся звук чего-то такого, что рваться никак не может.
Роланд приземлился на траву, теплую, сухую, чуть пахнущую пылью на солнце. Сначала он только дышал, потом с удовольствием бросился на спину и стал дышать еще. Закрывшись одной рукой от солнца, другой он провел инвентаризацию.
Щека. Плечо. Спина. Бедро. Лодыжка. Лодыжка?
— О черт!
Металлические пальцы все еще держали его за ногу.
Надо было посмотреть, но ему пришлось несколько минут собираться с духом. Наконец он, вздохнув, сел. Черная перчатка тускло блестела на солнце, а на зазубренном крае, где она оторвалась от остального доспеха, чернота была ярче. Роланд попробовал дернуть ногой. Перчатка висела.
— УБЕРИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТО!
В последовавшей остервенелой тряске перчатка зацепила арфу и отлетела.
Роланд сделал несколько глубоких вдохов.
— Твоего мнения никто не спрашивал, — буркнул он Тому, который спокойно сидел, обернув хвост вокруг задних лап, и с интересом наблюдал. Роланд кое-как поднялся на ноги. Посмотрел на перчатку.
— Пустая. А запах был наведен. Он против меня использовал мои же страх. Вонючий сукин…
Роланд замахнулся ногой, но передумал и пнул вместо перчатки травяную кочку.
Том встал, потянулся и медленно затрусил прочь.
— Ага, понял. Иду.
Роланд осторожно нагнулся и поднял оба инструмента. Со времен игры в мини-хоккей ему так не доставалось, но черт его побери, если он оплошает на глазах у кота.
Через час и семь минут они вышли на тропу. Еще через шестьдесят шесть минут тропа раздвоилась, одна дорожка вела в приятную долину, а вторая — на скалистую, обрывистую гору, которая как-то умела оставаться незаметной, пока они не вышли на развилку.
— Ага, и эту книгу я тоже читал, — вздохнул Роланд, опираясь на подходящую глыбу. — И если ты думаешь, что я собираюсь лезть на эту гору, то, значит, у тебя твоя пушистая крыша съехала. — Он пошевелился, стараясь утишить боль в побитой спине. — Хватит с меня геройских подвигов.
Том зевнул, завернув кольцом тонкий язычок.
— Сам ты это слово, пушистый. — Роланд встал, морщась. — Ладно, идем…
Он посмотрел на коварную тропу, для него опасную вдвойне, поскольку руки были заняты и при лазании не могли помочь, а арфу он не оставит. Это было бы непорядочно после того, что они вместе пережили.
Том запрыгал впереди, останавливаясь и поджидая Роланда у каждого нового препятствия с выражением превосходства на морде.
Наступила темнота, и послышался далекий звук охотничьих рогов.
Роланд попытался лезть быстрее.
Звук стал громче.
Наконец тропа кончилась. И гора тоже.
Ловя ртом воздух, Роланд качнулся на край утеса и посмотрел вниз. Далеко внизу он увидел пушистые белые пятнышки — облака, наверное.
Еще ниже, у подножия горы, виднелись фигуры в доспехах, посеребренные луной. Они привставали на стременах и орали свой боевой клич.
— И что теперь? — спросил Роланд в ночь.
Громко мурлыча, Том потерся о его колени и спрыгнул с обрыва, вытянув хвост, как вымпел.
— Ну нет. — Роланд отступил на шаг. — Я не прыгаю с обрывов за котами. И думать забудь. Ни за что.
Он рассмотрел варианты.
— Уж лучше я попробую договориться с принцессой, чем делать такую идиотскую глупость!
И перед его мысленным взором возникла шевелящаяся челюсть трупа, когда Адепт Тьмы говорил, что нет отсюда другого выхода, как только воззвать к нему. Роланд расправил плечи.
— А, черт возьми, может быть, я бы и сам это выбрал…
И как пловец, кидающийся в холодную воду, он шагнул вперед и бросился в воздух.
Арфа и Терпеливая подобрали аккомпанемент к его воплю.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Позвольте вам помочь?
Крупная-блондинка-дальше-по-коридору просто расцвела и позволила этому приятному молодому человеку втащить по лестнице ее магазинную тележку.
— Такая женщина, как вы, — мурлыкал он, — должна нести амфоры, как критская богиня, или цветы, как нимфа весны. А не бакалею.
Дама жеманно улыбалась, громоздясь вверх по лестнице за неожиданным кавалером, и, хотя у нее обычно не хватало дыхания, чтобы по пути вверх еще и говорить, она смогла выдохнуть:
— Муж моей сестры всегда говорил, что у меня лучшая фигура из всех, какие он в жизни видел.
Адепт Тьмы улыбнулся.
— У мужа вашей сестры прекрасный вкус. — Он терпеливо ждал на втором этаже, пока она подтянется. — Но о чем думает ваш муж, отпуская вас вот так, одну, без провожатых? — Голос его дрогнул. — В этом городе много странных людей, и опасных — тоже. Особенно для одинокой прекрасной женщины.
— А разве я не знаю? — Она остановилась передохнуть, прижав к сердцу руку — как пухлую колибри среди пурпурных цветов на блузке. Опустила густо накрашенные ресницы. — К сожалению, у меня нет мужа.
— Мудрое решение — не ограничиваться только одним мужчиной. Такая женщина, как вы, должна быть свободна.
Всю дорогу дальше по коридору она соглашалась с этой мыслью.
«Самовлюбленная, тщеславная и глупая, — сделал он вывод, провожая ее до дверей. — Изначально мой контингент».
— Не хотите ли ненадолго зайти? Выпили бы чаю. Или вина. У меня есть бутылка очень хорошего вина. — Она улыбнулась так, как, по ее мнению, должна улыбаться первая в мире женщина.
— Буду очень рад зайти. У меня есть на вас виды.
— Ох! Боже мой! — Она даже не смогла сразу попасть ключом в замок. От почти забытого ощущения — быть желанной — руки стали неуклюжими. К тому времени как из серванта были вынуты бокалы, он уже не считал нужным скрывать свою сущность. Она принадлежала ему.
* * *
— Давай, парнишка, открывай глаза. У меня есть еще дела, кроме как сидеть тут с тобой весь вечер.
— Миссис Рут? — Роланд попытался сфокусировать взгляд на старой тряпичнице, но ее лицо ускользало, контуры расплывались. И не стоило усилий держать глаза открытыми, поэтому он их закрыл опять.
