Он дошел до сокровищ поэзии.
— Да…
До перлов.
— Да…
До брильянтов.
— Да…
И рубинов.
— Да!
Книжник расставил изнемогшие книги по местам и ласково погладил корешки.
— Благодарю вас, — сказала стройная дама в белом.
— Мне самому было очень приятно.
— Напрасно вы так говорите, — сказала стройная дама.
— Вы правы, — ответил Книжник.
Они вернулись к вешалке.
— У вас прекрасная шляпа, — повторила стройная дама.
— А у вас прекрасная коса, — повторил Книжник.
Стройная дама в белом взяла свою косу и по дороге к двери постепенно почернела.
Книжник посмотрел ей вслед и пошел приготовить себе чашку лакричного чая.
* * *
При таком обилии книжных лавок в городе мало кто оставался верен только одной из них, однако у Книжника была кучка постоянных покупателей. Но лишь один из них — ведь почтальона и свидетелей Иеговы покупателями не назовешь — приходил ежедневно.
Как зовут ежедневного посетителя, Книжник не знал — он никогда ни у кого не спрашивал имен и знал по имени только тех, кто пожелал представиться, — но мысленно окрестил его Жаком Фаталистом.
Потому что самой первой книгой, которую тот пожелал у него купить в самый первый день знакомства, положившего начало долгим и прочным хозяйско-посетительским отношениям, была самая первая книга в лавке — «Жак Фаталист и его хозяин».
К тому времени Книжник уже научился расставаться с книгами, когда они того желали или когда того желал кто-то еще, но это была его самая первая книга, и он был так привязан к ней, что отказался продавать.
Книга была самая обыкновенная — не антикварная, не редкого издания. Такую можно было найти где угодно, в любой из лавок, которыми изобиловал город. Но посетитель смотрел на дело иначе.
Спор перешел в перебранку, а затем в потасовку, следы которой сохранились до сих пор на некоторых стеллажах.
В итоге посетитель сдался.
Своим упорством Книжник и заслужил вечную верность посетителя, который давно искал хорошего книгопродавца в городе, где их было навалом.
А продавец, способный отдубасить посетителя, ради того чтоб не продать ему книгу, был в его глазах настоящей жемчужиной.
Вскоре он зачастил в лавку Книжника. На смену ссоре, с которой началось знакомство, со временем пришло полное взаимопонимание. Книжник и Жак Фаталист узнавали друг друга все ближе, поскольку разговаривали исключительно о книгах.
Жак Фаталист купил горы книг, а потом, с годами, прикупил еще холмы и равнины.
После чего вдруг перестал показываться в лавке.
Ни разу не пришел за целый год.
Книжник знал, что ни в какую другую лавку Жак Фаталист не пойдет, а думать о плохом ему не хотелось, поэтому он решил, что Жак перестал читать.
И от этого зауважал его еще больше.
Но однажды утром Жак Фаталист вернулся.
Книжник не задал ему ни одного вопроса, а тот, что прежде омрачал лицо любимейшего посетителя, исчез, уступив место сигарете.
Кроме того, Жак Фаталист принес с собой книгу — первую из тех, что когда-то купил у Книжника.
С тех пор он снова стал ежедневно приходить в лавку. Каждый раз выкуривал одну сигарету и приносил одну книгу — в том порядке, в каком когда-то покупал.
Так что теперь трудно было сказать, кто из них кого снабжал книгами.
За все время он только однажды пришел в третьем часу пополудни.
Но посмотрел на Книжника и сразу понял, что неудачно выбрал время.
* * *
Если в лавку заходила очаровательная девушка, если она улыбалась да к тому же еще носила юбку, Книжник безошибочно распознавал по этим признакам манию последней страницы.
Он отрывался от чтения и вел девушку от стеллажа к стеллажу.
Первое время она просто брала то одну книгу, то другую, оглядывала их и ставила на место, но очень скоро начинала проявляться мания: вместо того чтобы открывать и читать книгу с первой страницы, она с какой-то болезненной поспешностью заглядывала на последнюю.
И тогда Книжник, в зависимости от симптомов, то есть от степени очарования, ширины улыбки и длины юбки, покашливал, хмыкал или подпрыгивал на месте.
Как правило, девушка спохватывалась, посылала ему еще одну, чуть виноватую, улыбку и либо ставила книгу на полку, либо принималась листать ее с начала.
На своем веку Книжнику довелось излечить от мании последней страницы огромное количество очаровательных девушек, причем некоторых приходилось для этого бить по рукам.
После этого одни из них больше не появлялись, другие, видимо, выздоровевшие окончательно, были ему так благодарны, что заходили запросто, без всякого повода.
— Пудупудупуду! — сказала, заходя, как раз такая, одновременно с дверью.
— Привет, Констанс! — заслышав ее голос, сказал Книжник.
— Привет.
— Как дела?
Констанс села, вытянув ноги, на пол около стола и улыбнулась.
— Как видите, — ответила она.
Книжник посмотрел на нее с умилением.
Другая девушка никак не выздоравливала, но продолжала ходить в лавку к Книжнику, чтоб под его присмотром читать книги с начала до конца.
Каждый раз, когда она, не выдержав, принималась лихорадочно листать страницы, чтобы дорваться до последней, Книжник ее одергивал.
Однако желание прочесть последнюю страницу было у нее столь велико, что ради этого она прочитывала всю книгу целиком.
Потом благодарила Книжника, брала с собою или ставила на полку книгу и выходила под пудупудупуду, вместе с улыбкой, юбкой и очарованием.
И каждый раз такое вот пудупудупуду навеивало тоску на Книжника, ибо единственное, в чем были схожи все три исчезнувшие женщины его жизни, это мания последней страницы.
К столу подошел горячечного вида юноша:
— Есть у вас «Размышления старца с похмелья»?
— Ну, разумеется, — ответил Книжник.
Он посмотрел на юношу, увидел на его лице трепещущий вопрос и понял, что несчастный (вопрос) уже бьется в агонии, и все по собственной вине: он тонет в море алкоголя, которым юноша хотел его залить, и слез, которые он проливал из-за него.
Книжник встал, пошел за книгой и, очутившись рядом с юношей, почувствовал, что хочет обнять его за плечи.
Но юноша был слишком юн, и Книжник удержал свою возжаждавшую руку и разрешил ей только мысленно лечь на невинное плечо.
