— Послушай, я хочу извиниться за свое поведение в тот вечер, — начинает он, имея в виду нашу ссору из-за «Максимум Офиса».
— Мне плевать, — тут же зверею я. — Я хочу знать, почему ты мне врал.
— Врал? Ты о чем?
— Я знаю, что у тебя дома девчонка. Я ее видела.
— Ты что, шпионишь за мной? — ошеломленно спрашивает Кайл.
— Не увиливай. Кто она? Очередная подружка? Невеста?
Надо мной витает Призрак Майка. Злость рвется наружу, бурлит и переливается через край. Во мне сосредотачивается вся испанская инквизиция.
— Джейн, успокойся, — твердо говорит Кайл. — Если ты о Лоре, это моя восемнадцатилетняя двоюродная сестра. Она приехала на выходные, посмотреть колледжи.
— Ха. Твоя сестра, — усмехаюсь я.
— Ты же помнишь Лору. По-моему, когда ты видела ее последний раз, она еще носила пластинку на зубах и короткую стрижку.
Бешенство стихает: я вспоминаю, что у него действительно есть двоюродная сестра, блондинка по имени Лора. А не виделись мы… в общем, много лет.
— Твоя сестра, — фыркаю я, все еще недоверчиво.
— Что? Ты знаешь меня всю жизнь и думаешь, что я стану спать с другой прямо у тебя под носом? Ты думаешь, я снова бы начал встречаться с тобой — сестрой лучшего друга, — если бы хотел поразвлечься с подростком? Вот за кого ты меня держишь?
Я вдруг чувствую себя круглой дурой. Больше всего на свете мне сейчас хочется машину времени, чтобы отмотать минут десять назад.
— Мне казалось, ты знаешь меня, Джейн, — грустно говорит Кайл. — Но ты меня совершенно не знаешь.
Слышатся короткие гудки.
Похоже, я противоположность короля Мидаса. Все, к чему я прикасаюсь, превращается в дерьмо.
Мне не нужно подтверждений, но Тодд все равно подтверждает: это действительно Лора, двоюродная сестра Кайла, которая приехала в гости. Я знала бы об этом, если бы не поругалась с Кайлом из-за «Максимум Офиса» и если бы спокойно спросила, вместо того чтобы следить за ним, словно какая-нибудь сумасшедшая ревнивая баба.
Мне явно требуется помощь. Возможно, даже медицинская.
Пятница заканчивается тем, что я еду на электричке в Эванстон: мама упросила меня поужинать дома, потому что по телефону я с ней говорила «убитым» голосом Я не притворяюсь. Я и правда убита. Полиция и Кайл, отсутствие перспектив с работой и безденежье — вот что меня убивает.
Когда я приезжаю, в доме дым, хоть топор вешай. Папа тычет ручкой метлы в датчик пожарной сигнализации, ругаясь словами, которые обычно приберегает на декабрь, когда протягивает на крышу цветные фонарики.
— Папа! Что тут творится? Где мама? — кричу я: бог знает что можно подумать, увидев, как папа размахивает метлой.
— Твоя мама задерживается на работе. — Каждый звук папа произносит с преувеличенной отчетливостью. — Она сказала мне пожарить мясо. Ты представляешь?!
Можно подумать, будто мама попросила его пожертвовать почку или продать себя на улице.
Я захожу на кухню — из духовки валит дым. Окорок лежит прямо на решетке, без противня (его папа предусмотрительно оставил на столе), снизу мясо обуглилось, сверху сырое. Капли жира покрыли дно духовки черным ноздреватым налетом.
— Папа, мясо нужно жарить на противне! — кричу я из кухни.
В ответ — молчание. Потом раздается противный треск. Когда я возвращаюсь в прихожую, папа уже бросил разбитую пластмассовую коробку пожарного датчика на пол, метлу прислонил к стене, а сам вернулся в свое кожаное кресло — смотреть «Фактор О'Рейли».
— Папа? Что будем делать с ужином?
Не отводя глаз от телевизора, он роется в кармане и вытаскивает смятую десятидолларовую бумажку.
— Вот. Иди, закажи пиццу.
Папа не имеет представления о ценах. Он уверен, что семья из восьми человек может прекрасно питаться на пять долларов в день.
Мама приезжает через час. У нее в руках две толстые папки, набитые бумагами, и сумка с ноутбуком — сразу видно, кто теперь кормит семью.
— Что-то горит? — Мама принюхивается.
— Да нет, — отвечаю я, но злосчастный окорок выдает меня с головой.
— Где отец?
Такой строгий и сухой тон она использует только для серьезных разговоров. Видимо, сейчас не лучший момент спросить, можно ли мне переехать обратно в свою старую комнату.
* * *
Мы трое едим пиццу в относительной тишине. Мама сердита на папу, поэтому старательно делает вид, будто его здесь нет. Она смотрит на меня и совсем не замечает папу. Папа, как обычно, опустил голову и низко нагнулся над своей тарелкой, чтобы было удобнее запихивать в рот пиццу со скоростью света.
— Фундамент снова перекосился, — произносит мама, адресуясь к некой точке над папиной головой.
— Не представляю, где сейчас достать денег на ремонт, — бурчит папа с набитым ртом.
— По-моему, нам нужно взять еще один кредит.
Папа только фыркает.
— Как вы там ладите с новой соседкой? — обращается ко мне мама. Доброжелательная и радушная хозяйка, как всегда.
— Эта квартира! — тут же рявкает папа. — Сколько раз повторять, она тебе не по карману!
— Прекрати донимать бедную девочку из-за ее квартиры! — вдруг кричит мама, и мы подпрыгиваем: мама редко повышает голос дома, а уж тем более за едой. — Она нашла себе соседку. Это признак финансовой сознательности.
— Дорис, она все равно живет не по средствам. Если бы это зависело от меня, мы бы научили детей ценить деньги.
Щеки мамы становятся свекольного цвета.
— С каких это пор ты заботишься о воспитании? — гремит она. — Да ты в доме палец о палец не ударил. С чего это ты теперь так разволновался? Это я вырастила наших детей. Не ты!
— Дорис, мне кажется, это не самая подходящая тема для ужина, — тихо говорит папа.
Обычно мама понимает намек, берет себя в руки и извиняется, что не сдержалась, но не сейчас.
— Ну ВСЕ! — выкрикивает мама и швыряет льняную салфетку на свой кусок пиццы. — Развод!
— Дорис, — невозмутимо увещевает папа, — успокойся, пожалуйста.
— Я устала быть спокойной, — заявляет мама.
— Веди себя разумно, Дорис, — уговаривает ее папа.
— На этот раз я так и сделаю, Деннис. Я ухожу.
С этими словами мама топает по лестнице в спальню. Слышно, как она яростно выдвигает и задвигает ящики комода.
— Пап? — Я вопросительно смотрю на него.
— Не бери в голову. — Папа снова принимается за еду. — Последнее время она постоянно требует развода.
