Нинель тянуло к этому дому, как тянет убийцу на место совершенного преступления. И именно сегодня она пришла сюда, чтобы увидеть новую Митину пассию. Какое удивительное совпадение!
Она сразу ее узнала, эту пастушку с картины, которую Митя привез из деревни, и поняла, что та здесь впервые. А значит, надо действовать немедленно, сейчас, потому что это ее последний, единственный шанс вернуть Митю. Пока тот в отъезде, пока они еще не увидели друг друга…
Она знала свою власть над мужчинами, таинственную силу, которой нельзя противостоять. И Митя не стал исключением. До поры до времени. А потом? Что она сделала не так? Где просчиталась? А разве она считала? Нет, просто плыла по течению, уверенная в своей власти над ним. И вдруг оказалось, что он свободен.
«Умей расставаться легко», — учила мачеха. И она умела: уходила не оглядываясь и отпускала без сожалений. Так что же случилось на сей раз? Что гонит ее к этому дому? Уязвленная гордость? Зачем ей Митя? И почему именно он?
Вопросы, вопросы… Возможно, когда-то она сумеет на них ответить. Но сейчас имеет значение только один, извечный — что делать?
Дорога в квартиру ей заказана — неумолимая Шура и на порог не пустит. На улице Митя обойдет ее, как фонарный столб, и к ней никогда не приедет, даже если она будет умолять его Христом Богом. Неужели тупик?
И тут, на пороге отчаяния, она вдруг поняла, кто на самом деле может ей помочь. Карина! Как же она сразу не догадалась?! Насмешливая, умная Карина, циничная, как все врачи!
— В сто семнадцатую квартиру, — сказала Маруся консьержу и остановилась, ожидая новых вопросов. Но тот лишь хмуро взглянул на нее, и она направилась к лифтам.
На лестничной площадке, шаря в сумочке в поисках ключей, Маруся вспомнила про мастиффа. Вернее, тот сам о себе напомнил предупреждающим грозным рыком. Они, конечно, были знакомы, но ведь неизвестно, как воспримет пес ее вторжение на свою территорию. Впрочем, очень даже хорошо известно! И как это ей раньше не пришло в голову? Стало быть, если Шуры до сих пор нет дома, благоразумнее подождать ее на лестнице.
«А если ждать придется до вечера?» — подумала Маша, нажимая кнопку звонка, и с облегчением услышала приближающиеся шаги.
Шура открыла дверь, удерживая за ошейник рвущегося навстречу гостье мастиффа.
— Здравствуйте, — сказала Маруся. — Вы меня не знаете…
— Ну почему же? — усмехнулась домработница.
— Я Маша, живу у Василия Игнатьевича в Новишках. Вы, наверное, слышали? Я вам звонила с автовокзала, но никто не брал трубку.
— Да ты проходи! Чего ж у порога стоять?
— А Митя?.. — не хотела, но спросила она.
— Нет его в Москве. Ты разве не знаешь?
— Нет, я знаю. Я просто так спросила. На всякий случай.
— Дня через четыре будет, не раньше. Дождешься?
— Нет, — то ли огорчилась, то ли обрадовалась Маруся. — Я уезжаю завтра вечером. Мне уже и дату поставили.
— Какую такую дату? — не поняла Шура.
— Я к Юльке улетаю, к дочке, в Бельгию. Она там с мужем живет, — пояснила Маруся. — Вот оформила билет и к вам. Так получилось, что больше мне сейчас остановиться не у кого…
— И правильно сделала. У кого ж тебе и останавливаться, если не у нас? — удивилась Шура. — Ты же не чужая.
— Да я хотела в гостинице, но Василий Игнатьевич настоял…
— И правильно сделал. Пойдем, я тебя устрою в спальне у Димитрия.
— Нет! — испугалась Маруся. — Это, наверное, неудобно.
— Неудобно спать на потолке — одеяло сползает. А в спальне как раз самое место. Устраивайся, помойся с дороги, покушай и ложись отдохни.
— Мне отдыхать некогда, — отказалась Маруся. — Надо еще подарки для всех купить.
— Ну, тогда поешь быстренько и ступай. А вечером вернешься — поговорим.
Она открыла перед ней дверь в спальню и удалилась.
Маруся вошла в комнату и с любопытством огляделась. Прямо напротив кровати в массивной тусклого золота раме висела ее картина…
33
Карина Межлумян родилась под счастливой звездой. И звезда эта нежным сиянием озаряла первые семнадцать лет ее жизни.
Жила она в Баку, в старом городе, в большой квартире с трехметровыми лепными потолками. Отец преподавал в Институте нефти и химии, мама — в консерватории. И профессорская дочка Карина, как маленькая принцесса, плыла по жизни в белом облаке нежной любви, исполненных желаний, волшебной музыки и ярких красок.
Она с раннего детства слышала, что красива, но о том, какой могучей властью, неодолимой колдовской силой обладает женская красота, догадалась намного позже. Мужчины восхищенно прищелкивали языками, провожая ее горящим взглядом, а парни, вечно толпящиеся у кинотеатра «Вэтэн», наперебой старались привлечь внимание, когда она с подружками проходила мимо.
Но Карина знала, как должна вести себя гордая восточная красавица, и ни разу даже не взглянула в их сторону. Зачем? Разве они были ей интересны?
И только один из них при виде ее каменел лицом и смотрел молча, сжимая челюсти и бледнея. И взгляд его, смущая, обжигал кожу, опалял, как невидимый адский огонь.
Ночами, засыпая, Карина думала об этом парне, а потом видела во сне, не узнавая лица, но зная, что это он, он! И просыпалась, потрясенная дерзким прикосновением незнакомца.
Ее прекрасный мир рухнул, когда взорвался Карабах. И эхо этого взрыва прокатилось по жизни, не оставив от прошлого камня на камне.
— Что случилось, мама? — вопрошала она. — Почему все шарахаются от нас, словно мы прокаженные?
— Мы армяне.
— Ну и что? Разве мы с кем-то ссорились? Кого-то обидели? Взяли чужое? Какая разница, кто мы, если никому не желаем зла? Что изменилось?
— Мы теперь… из другой стаи.
— Но мы же люди, не звери!
Бывшие коллеги, соседи, друзья, еще вчера такие приветливые, сегодня не просто отторгали — ненавидели.
Первым не выдержал отец. Сердце остановилось, когда, войдя в аудиторию, он увидел, что группа демонстративно покинула его семинар, оставив на доске оскорбительную, страшную своей непримиримостью надпись.
В тот день мимо кинотеатра «Вэтэн» она шла одна, и парни свистели и улюлюкали ей вслед. А тот, что снился ночами, шагнул навстречу. Она подумала — проводить, защитить от глумящихся придурков, подняла глаза и увидела его лицо. Карина оттолкнула парня обеими руками и бросилась бежать, спиной ощущая яростный взгляд.
Смерть отца отняла последнее, что у них еще оставалось — надежду. Две женщины, раздавленные горем и страхом, не знали, как им дальше жить в городе, охваченном безумием ненависти.
Они теперь не разлучались и редкие вылазки из дома совершали всегда вместе. Но в то солнечное воскресное утро Карина вышла из дома одна — купить хлеба в булочной за углом. Он, тот, который снился, преградил ей дорогу и прижал к стене, придавив горло согнутой в локте рукой.
