— Еще раз прошу прощения за то, что вот так сорвался с места. Но, увы, с клубными правилами не поспоришь.
— Вы словно все знаете наперед.
— Простите, не понял?
— Расклад всей партии. Вы играете слишком совершенно.
Он нервно улыбнулся:
— Моя матушка наверняка оштрафовала бы вас на никель за преувеличение.
Я полез в карман, нашел монетку в десять центов и протянул Джессону.
— Вот возьмите.
Он кисло заметил:
— Я ведь уже извинился перед вами. Но я действительно не мог пропустить матч. — При этом он взмахнул рукой и сбил с доски пешку.
— О, меня совсем не это беспокоит, — сказал я и бросил на шахматный столик вырванный из журнала посетителей листок.
Джессон взял его, пробежал глазами. Сначала никакой реакции заметно не было, но вот он ссутулился и словно сполз в кресле, продолжая сжимать в руке клочок бумаги. Ну в точности Марат на знаменитом полотне. А потом, не глядя на меня, даже головы не поднимая, произнес:
— Чего-то в этом роде я и опасался. Когда вы это обнаружили?
— Я пришел сюда не на вопросы отвечать.
— Что ж, это честно. Не следовало мне расписываться в этом дурацком архивном журнале. И когда я осознал, какую ошибку совершил, всячески пытался отговорить вас от похода в архив. Не хотел, чтобы вы поняли, что я уже знал о часах.
— Вы мне лгали, мистер Джессон.
— Никогда не лгал, Александр. Просто умалчивал о некоторых своих промашках, которые совершил до нашего с вами знакомства.
— Что, конечно, делает мне честь. Но поход в архив был не единственной вашей промашкой. — Я положил на столик бланк требования с «Часословом». — Вы знали о более позднем издании «Хроник инженера» задолго до того, как об этом узнал я. И не было никакой причины подстрекать меня на кражу из лаборатории.
— А вот тут помолчите. Да, верно, о существовании книги я знал. Но ваше вторжение в лабораторию было вполне оправданным. Книга на руки не выдавалась. И мне пришлось бы прождать ее долгие месяцы, не подтолкни я вас на это вторжение.
— Так, значит, это называется — вы меня подтолкнули?
— Да, с помощью неуклюжего намека на первое издание. Вам следовало дать толчок, и я его дал. Давайте честно. Ведь вы ни за что не нашли бы эту книгу без меня.
— Так почему вы прямо не сказали, чего от меня хотите? Вместо того чтобы разыгрывать всю эту комедию?
— Хорошо сказано. Но, строго говоря, не такая уж это и комедия, и…
— Прекратите!
— Не надо повышать на меня голос. Я с самого начала обещал не загружать вас моими проблемами, особенно в том, что касается неудачных поисков. Нравится вам или нет, но так я решил. Что же касается моих отвлекающих маневров, то вы должны понимать — это неотъемлемая часть тактики. Мог я быть с вами откровеннее? Да, разумеется. Но мне почему-то показалось, что вы получаете удовольствие от риска и таинственности.
В ответ на этот комплимент я выложил на стол свою последнюю козырную карту — распечатку требований с заказанной им литературой.
Он бегло просмотрел ее.
— Что ж, теперь вы знаете. Да, я изучал ваши интересы еще до знакомства. Вы, должно быть, польщены.
— Ничуть.
— Ну, хорошо. Допустим, я был бы с вами более откровенен. Допустим, подошел бы прямо к вашему столику в справочной и заявил: «Извините, молодой человек, но тут такое дело. Были украдены часы. Пожалуйста, помогите мне их найти ради удовлетворения моей давней мечты». Вы бы согласились?
— Возможно, нет.
— И ни за что не решились бы извлечь «Часослов» из сокровищницы Гроута, если б не я. Как-то раз я увидел вас, это было еще до нашего знакомства. Вы стояли возле стола справочной и что-то строчили в блокнот. И я подумал, вернее, почувствовал: вот идеальный помощник. И начал расспрашивать о вас. И один из ваших коллег упомянул о «Бланках любви». Прочтя эту книгу, я окончательно понял, что нашел помощника и друга.
— Почему вы просто не сказали мне, что она вам понравилась?
— Подумал, что подобное высказывание совершенно постороннего человека может вас смутить. Даже оскорбить.
— А вы не находите оскорбительным тот факт, мистер Джессон, что с самого начала вы заставили меня дублировать ваши поиски?
— Вы не просто дублировали, вы сделали нечто гораздо большее, Александр. Свежий взгляд на проблему, именно в этом я нуждался. Знания о моих поисках лишь сдерживали бы вас. Валери был прав, говоря, что невежеством пренебрегать не следует и оно тоже своего рода сокровище.
— Вы, должно быть, шутите.
— Отнюдь. Ну, вспомните, как вы впервые увидели шкафчик. Вы тогда сказали, что он напоминает вам шкатулку с сюрпризами, которая как бы задавала вопрос: «Из чего я сделана?» Сам бы я никогда не смог сформулировать нашу проблему с тем же изяществом. А все почему? Да потому, что мои перспективы выглядели в тот момент столь же мутно и неопределенно, как жидкость в кувшинчике, что стоит в шкафчике.
— Однако ничто из того, что вы здесь наговорили, не объясняет, к чему понадобилось лгать. Из чего напрашивается вполне однозначный вывод, мистер Джессон. Часы украли вы!
— Хотелось бы, чтобы это было так, Александр. О, если б я только мог воскликнуть: «Voila la „Marie Antoinette!“»[38]Но, увы, не могу. Вы преувеличиваете мои возможности. Еще раз должен извиниться за то, что мои недомолвки и увиливания вас огорчили. — Он взглянул на шахматную доску и усмехнулся.
— Что вас развеселило?
— Просто я вспомнил аналогичную перепалку, возникшую между Босуэллом и Джонсоном. Один обвинял другого в отсутствии искренности. И знаете, как они решили этот спор?
— Нет. — Джессон взял ферзя черных и задвигал им по доске. — Что-то не припоминаю, чтобы в «Жизни Джонсона» описывалось, как они играли в шахматы.
— То была партия в быстрые шахматы.
— Хватит игр. Лучше расскажите мне о плане, что возник у вас в Иерусалиме.
Джессон подтолкнул пешку к середине доски.
— Дам вам полный отчет, но только во время игры. Ваш ход.
Я нехотя передвинул свою пешку тоже на две клетки.
— Ах вот как, вы хотите сыграть королевский гамбит? Но мы на это ответим королевским слоном.
Я снова скопировал его ход.
— План, мистер Джессон.
— Имитация есть не что иное, как самая искренняя форма лести, Александр. Но слишком далеко заходить тут нельзя. Предлагаю вам пересмотреть тактику. Симметрия в шахматах весьма опасна.
— Идет. — Я повалил своего короля на доску. — Верните «Часослов», и я уйду.
