Поменяв настройки в своем древнем принтере из «Старого молочника», я распечатала текст в форме книжной страницы, с колонтитулом в виде маленького сердечка. Засунула его (добавив для пухлости стопку чистых страниц) в обложку одного из любовных романов для пожилого возраста, «Зрелая любовь», — с виду получилась прямо настоящая книжка. Этому, «технике визуализации», я научилась на старой работе. Раз похоже на настоящую вещь, значит, и есть настоящая вещь.
Положила поддельный любовный роман для старичков на кофейный столик, где он все время будет у меня на глазах, распечатала второй, обычный экземпляр текста для своего агента. Будем надеяться, эта сцена позволит мне получить работу, которую мне все сватает Марджи. Я так и не сумела себе представить, кому может быть интересно читать про стариковские шалости, но я и на животных в зоопарке тоже не люблю смотреть.
Предназначавшийся Марджи экземпляр сцены из любовного романа для пожилых я положила в конверт, запечатала его. А потом засунула еще в один конверт — на случай, если первый порвется и содержимое вывалится из него наружу. Я решила, что не буду дожидаться Билла, лучше съезжу на почту. Если Билл прочтет эту сцену, я сгорю со стыда.
В четверг (день свидания с Грегом Холдером) я не стала ждать Марджиного звонка и сама позвонила ей сразу после завтрака. Марджи и Билл получали почту в девять утра — привилегия всех почтальонов.
— Марджи, и как тебе сцена?
— Минутку, Барб.
Я услышала слова «Пока, дорогой» и звук поцелуя — меня бы передернуло, не знай я, как они любят друг дружку.
Марджи вернулась к телефону:
— Барб, тупица, так-то ты представляешь себе любовную сцену? Да они у тебя трахаются на верстаке! Среди гвоздей и молотков. Никакая это не любовная сцена.
Я сгорала от стыда на своем конце провода.
Марджи приостановилась ради глубокого, прерывистого вздоха. Я уже знала: так мой агент собирается с мыслями, чтобы поучить меня жизни.
— Барб, тебе знакомо это чувство: человек тебе нравится, а потом ты внезапно понимаешь, что он и есть твой единственный? Вот какую сцену нужно написать. Только эти люди уже немолоды, у них за спиной вся жизнь. Вернее, почти вся жизнь, — поправилась она. — Или опиши тот момент, когда они наконец понимают, что созданы друг для друга, сцену полного взаимопроникновения.
Мне казалось, это одно и то же — но на личном опыте я этого никогда не испытывала.
— Марджи, у меня ничего не выходит. Буду-ка я пока работать, как прежде.
— Писать цидульки любителям молока?
Похоже, Марджи негодовала.
— Все эти истории про любовь, про судьбу — я этого просто не понимаю, — сказала я. — А молочные продукты мне по душе.
Марджи проворчала:
— Не хочешь ты разрабатывать золотую жилу.
Свидание
Я подумала было позвонить Руди и выяснить, как нынче принято ходить на свидания. В особенности мне хотелось уточнить, принято ли теперь целоваться на первом свидании. Еще хотелось бы знать, принято ли у современных людей — в особенности людей нашего, зрелого возраста — делать кое-что другое на первом свидании, или это полагается отложить до третьего, как это было в те времена, когда я последний раз встречалась с мужчиной. Я не стала звонить, просто попыталась мыслями дотянуться до Руди, это было не так страшно.
Будь у меня свидание с Руди, я сидела бы у него на диване. Там было бы два углубления по размеру его тела, совсем рядом. Я сидела бы в одном. Вес его мощного костяка перекашивал бы диванчик, толкая меня к нему. Я чувствовала бы жар его тела. Телевизионный пульт лежал бы, уютно примостившись, у его левой руки. По телевизору показывали бы какой-нибудь матч. И это было бы сладким дурманом — сидеть у Руди на диване и смотреть матч, я почувствовала бы, что мозг мой полностью выключился, приятное чувство.
В случае с Руди прелюдия была бы именно такой, подумала я. Он не вносил в нее никаких изменений со студенческих времен. Женщина — слава богу, не я — должна бы была делать то же, что и сам Руди: посмотреть игру, потом лечь в постель. Притяжение Руди было так сильно, что женщину бы просто засосало в воронку его обычного уклада.
Четвертая порция виски сделала бы с Руди свое дело, он начал бы готовиться ко сну — так, будто она/я уже ушла: по очереди расшнуровал бы ботинки, снял носки, расстегнул рубашку, потом — браслетку на часах, положил бы часы рядом с пультом, потом скрипнули бы кожаные брюки. Сказал бы что-нибудь в мою сторону, например: «Идешь?» — или, может быть: «Уходишь?»
В мыслях я достала свои босоножки из-под дивана и вышла на цыпочках, тихо прикрыв за собой входную дверь. На свидании с Руди никакие поцелуи вообще не предполагались.
Когда я подъехала к «Сыроеду», Грег Холдер стоял снаружи, прислонившись к своему фургону. На нем были джинсы, с виду новенькие, и вельветовая рубашка под лыжной курткой. Мы поздоровались, а потом он сказал:
— Я тебя очень прошу, позволь отвести тебя в какой-нибудь ресторан получше.
Это я предложила пойти в кафе «Сыроед», но настаивать на холодном тофу не собиралась. Я влезла в его фургон — там был уютный беспорядок, по полу каталась стопка бумажных кофейных чашек.
Вот нелепость, в свете ресторанных свечей он выглядел еще красивее, чем при уличном освещении. Самое странное, что я совсем не волновалась. Он заказал бутылку чего-то умопомрачительного из местной винодельни под названием «Уайтклифф».
— Эти ребята — мои друзья, — сказал он, но вовсе не чванясь, просто констатируя факт. Потом предложил мне сделать заказ и для себя, и для него. — Здесь, что ни выберешь, все вкусно.
Я отметила про себя эту приятную деталь: по крайней мере в еде он предоставляет мне свободу выбора. Или хорошо прикидывается.
Еда оказалась совершенно восхитительной — я только что не мурлыкала, пока жевала. Подрумяненный кусок тунца с травами и шариком зеленого хрена васаби, рядом — розочка маринованного имбиря. Я предположила, что шеф-повар у них из Нью-Йорка.
— Из Платтсбурга[21], — сообщил Грег.
Мы непринужденно поболтали о глубинке и о Нью-Йорке — он иногда продавал там свои изделия, — о кино, даже о моих детях.
— У меня складывается впечатление, что ты хорошая мама, — сказал он.
От этого мне захотелось, не сходя с места, его поцеловать.
Время шло, мне становилось с ним все более и более легко. Он отвез меня обратно к «Сыроеду», где я оставила машину. Заглушил двигатель, вышел. Подойдя к моей машине, встал близко, но не слишком близко. Не поцеловал, хотя я на это рассчитывала. Я протянула руку, он ее взял. Понятия не имею, как этикет расценивает рукопожатия мужчины и женщины на первом свидании. Но Грег прекрасно понимал, что это такое, это не-поцелуй. Он крепко сжал мою ладонь, видно было, что он забавляется. Спросил, можно ли как-нибудь зайти ко мне в дом Набокова. То был крайне приличный способ сказать, что события будут развиваться именно с той скоростью, с какой я захочу. Мне это очень понравилось — мысль, что процесс в моих руках, что он пойдет неспешно. Было в этом нечто взрослое.
