Но не тут-то было. Наследника захватил рассказ, и он горел нетерпением дослушать до конца. «Нет, отец мой, — взмолился он, — говори дальше!» — «Нет, господин мой, позволь мне на этом закончить». — «Нет, нет, говори!» Наследник упрямо стоял на своем, и факиру пришлось рассказать сон до конца: «Так, видно, было предопределено свыше, чтоб наследник подслушал разговор ткача с одной женщиной. И решил тогда наследник вернуть супругу свою ее отцу. Но по дороге ее стал преследовать министр, посланный провожатым, и она, спасая свою честь, убежала от него. Тогда министр убил ее сына. Вот и все! Теперь отпусти меня с миром, господин мой, потому что сон есть сон, и кто знает, что в нем правда, что ложь. Не запал бы он тебе, в душу, не разбередил бы твое сердце!» — «Святой отец, — обратился к факиру наследник, — ты должен принять участие в моей судьбе. Но сначала я хочу знать конец».
«Это ведь только сон, мой господин, — ответила принцесса. — Я странствующий факир, мне ли участвовать в судьбах? Но если ты просишь, я приду к тебе на свадьбу».
Тем временем прибыла свадебная процессия, а с ней и дочь визиря. Тогда факир и говорит: «Сравни ее с портретом йеменской принцессы!»
О, что тут было! Наследник сличил портрет с лицом прибывшей. Не та! Где то царственное величие? Где неземная красота? Где молочное лицо и черные как смоль кудри? О боги! Наследник упал как подкошенный. Народ заволновался, стали расспрашивать у факира, что случилось. «Посыпь его святым пеплом, отец, прочитай над ним молитву. Он единственный сын, его родители умрут с горя! Сотвори чудо, святой отец!» — кричали люди. И разве не воля Аллаха, что стоило факиру сказать: «Встань!», и наследник встал и спросил: «Где я?» Вот какая сила кроется в сберегшей честь женщине!
А принцесса, сбросив одежды факира, говорит наследнику: «Узнаешь меня?» Тот посмотрел на нее и расцвел, как весенний цветок. Тут их снова обвенчали. Заиграли барабаны, запели трубы. Наследник привел во дворец любимую жену, и начались торжества, всем праздникам праздник, в воздух взлетали огненные шутихи…
Дин замолчал. Он представил себе, что это он продает шутихи, народ нарасхват покупает их и в конце концов он становится богатым, у него куча денег. От этой мысли Дин даже глаза зажмурил, а когда раскрыл их, то увидел очарованных рассказом слушателей. И тогда Дин сказал, а вернее, пропел:
20
Сукхрам и Каджри сидели на дворе у входа в дом Рустамхана. Надвигался вечер. Последние лучи солнца слабо освещали готовую отойти ко сну природу. Наконец и они скрылись за горизонтом.
— Иди в дом! — сказал Сукхрам.
— Без тебя? — испуганно спросила Каджри.
— Ну да, — беспечно сказал Сукхрам.
— А ты что будешь здесь делать один?
— А что мне делать среди вас, женщин?
Каджри ступила в дом. Навстречу ей вышла Пьяри.
— А, моя Каджри! — радостно воскликнула она.
— Моя Пьяри, — смущенно промолвила Каджри.
Любовь встретилась с любовью, и, взявшись за руки, радостно улыбаясь, обе женщины по лестнице поднялись наверх.
Из дома вышел Рустамхан.
Сукхрам приветствовал его:
— Мое почтение, великий господин!
— Здравствуй и ты. Как живешь?
— Вашими молитвами, повелитель, — ответил Сукхрам, опускаясь на землю.
Рустамхан сел.
— Садись и ты, Сукхрам, — пригласил он.
— Да я и так уже сижу. — С этими словами Сукхрам вынул чашечку из хукки, положил в трубку немного сушеного кизяка, сделал несколько глубоких затяжек, чтобы получше разжечь трубку, и, когда из мундштука повалил густой дым, поставил чашечку и пододвинул хукку к Рустамхану.
— Рассказывайте, господин, как здоровье?
— Теперь я совсем здоров, слава богам.
— Нет, господин, — глядя Рустамхану прямо в глаза, сказал Сукхрам. — Еще не совсем! Болезнь вернется через месяц.
— Вернется? — дрожащим голосом переспросил Рустамхан.
— Непременно.
— Но что же мне делать?
— Воздержание, господин.
— И вина нельзя?
— Нет, вина пейте сколько хотите.
— Ты знаток своего дела, Сукхрам, — взмолился Рустамхан. — Неужели не можешь сократить срок?
— Это вы сами можете сделать.
— Я? Как?
— Избавьтесь от дурных страстей.
Рустамхан нахмурился, но стерпел и промолчал. Однако в его душу запало сомнение; этот нат обещал вылечить его, чего же теперь он морочит голову?
Рустамхан поднялся и пошел в дом.
— Каджри! — позвал Сукхрам.
— Ну, — откликнулась она, — ты сказал ему?
— Нет, только подготовил почву.
В это время из окна выглянул Рустамхан. До него донеслись последние слова Сукхрама.
Рустамхан отошел от окна. Он все понял.
— Я скоро приду, Каджри, — сказал Сукхрам. — Жди меня здесь.
— С кем ты говорила? — поинтересовалась Пьяри.
— С Сукхрамом.
— Что он сказал?
— Справлялся о твоем здоровье.
— А сам он подняться не мог?
— Нет, он торопился.
— Куда?
— На базар. А то до ночи домой не успеем.
— Боитесь задержаться здесь?
— Конечно, чего засиживаться в чужом доме?
Пьяри обиделась. Каджри поняла это.
— Я вовсе не хотела обидеть тебя, — сказала она. — Я только говорю правду. Скажи, разве ты живешь здесь свободно, как у себя?
— Нет! — уверенно ответила Пьяри.
— Я всегда это знала. Стало быть, я не ошиблась, назвав этот дом чужим?
— Нет! Забери меня отсюда, о Каджри!
— Сначала нужно поговорить с ним.
— С Рустамханом? Он не согласится.
— Это уж забота Сукхрама.
Ответ Каджри заставил Пьяри задуматься.
Теперь она знала, что совершила страшную ошибку.
— Разве я думала, что так все получится? — горько сказала она.
— Что получится? — насторожилась Каджри.
— Что этот живой мертвец станет помехой на моем пути, повиснет камнем у меня на шее. — Потом Пьяри тихо заговорила как бы сама с собой. — Неужели я должна молча все сносить? Нет! Кто он такой, чтобы командовать мной? Я же натни. Натни! Разве ему под силу меня удержать?
Пьяри показалось, что двери ее каменной темницы стали приоткрываться.
