— А вот и ты, друг Кастанак, — только и сказал он.
— Я выехал сразу же, едва получил твое письмо, — ответил я. Он кивнул.
Затем мы вошли в хижину. Альберт тщательно запер дверь на все засовы. Потом он разжег огонь в очаге и приготовил на ужин такое кушанье, вкуснее которого я нигде, кроме как у него в хижине, не пробовал. Он сам вялит и коптит мясные припасы, сам печет хлеб и подает к нему горячий бузинный чай. Это просто изумительное угощение, в особенности когда сидишь в теплой хижине, а за стеной гудит ветер. Ненадолго все почудилось таким, как в прежние времена, и мне кажется, что нам обоим вспомнились тогда былые вечера, когда мы вот так же сидели с ним за столом. Но мы оба хорошо понимали, что на пустоши начались перемены и ждать новых осталось недолго.
— Волки за последние годы совсем обнаглели, — сказал Альберт. — Недавно они начали по ночам возиться под дверью, пытаясь ворваться в дом. Вот я и решил, что пора дать им хороший урок!
Я не стал расспрашивать, в чем этот урок заключался. Три волчьи шкуры говорили сами за себя. Я понял, что Альберт устроил охоту на волков и что схватка была жестокой, но проигравшей стороной стали волки.
— Ну а как поживают тролли? — спросил я Альберта. — Приходят ли они по-прежнему на помощь человеку, когда на него нападают ведьмы и волки?
Альберт долго молчал, прежде чем ответить.
— Тролли что-то совсем зачахли! — произнес он наконец. — Их осталось совсем немного, да и те, что еще есть, плохо растут. Они сильно измельчали и почти не вылезают из своих нор в глубине Блоксберга, только иногда приходят, чтобы оплакивать гибнущие ивы. Я однажды наблюдал из засады на северном склоне, как они часами бродили среди засыхающих деревьев. Они ощупывают толстые стволы своими тонкими пальчиками и никак не могут понять, отчего дерево умерло.
По письму Альберта я уже догадался, что дела на пустоши обстоят плохо, но эта новость показалась мне совсем мрачной. На пустоши было нарушено природное равновесие, причем, быть может, безвозвратно. Возможно, я мог бы это предотвратить, если бы не был так слеп все эти годы! Все мое внимание было обращено на ведьм и волков и других удивительных созданий, которые обитают на Блоксбергской пустоши, но я забывал заняться теми существами, которые противостояли злым силам. Тролли производили такое легкомысленное впечатление из-за их вечных проказ и шалостей! Теперь я наконец понял, что тролли были гораздо важней, чем можно было подумать, судя по их смешной наружности и дурашливому поведению. Понял я и то, что необычные ивы, росшие на северном склоне Блоксберга, под которым находятся глубокие норы троллей, дают троллям жизненные силы. Эти ивы всегда казались старыми, но с годами они не менялись. Они не росли и не давали новых побегов. Поэтому мы называли их вековечными ивами, но теперь эти деревья умерли, а вместе с ними стали исчезать тролли. Если бы я не поддался наваждению, которым ослепили меня ведьмы, все могло бы обернуться иначе и мы успели бы спасти ивы. Теперь же было похоже на то, что я уже опоздал. Оставался только один выход.
— Завтра еще до рассвета нужно идти на Блоксберг, — сказал я, и Альберт Шмидт кивнул.
Норн под Блоксбергом
Наутро Альберт Шмидт разбудил меня еще до рассвета. За окном было темно, а над пустошью завывал ветер. Альберт уже оделся в кожаный охотничий костюм и снарядился так, чтобы быть готовым к любым неожиданностям. Он опоясался широким ремнем, от которого через плечо наискось тянулся второй, потоньше, — это был в точности тот же наряд, который описал мой прапрадед Арсен Састрафен в своем рассказе о Вальтере Шмидте. За поясом у Альберта были заткнуты все шесть охотничьих ножей его пращура.
Мы вышли в предрассветный холод и побрели по пустоши. Спустя немного небо начало светлеть и на горизонте появилась розовая полоска, впереди замаячила черная громада Блоксберга. Когда рассвело, мы подошли к подножию горы. На вершину Блоксберга не проложено ни единой тропки, так как в нынешние времена никто из людей туда не ходит. Поэтому мы двинулись вокруг горы по ее нижнему краю. Почва там неровная, то и дело на пути попадаются глубокие впадины и трещины. Требовалось порядочно времени, чтобы добраться до северного склона, но мы не останавливались по дороге и, когда обогнули гору, еще было утро. Мы начали подниматься наверх. Нижняя часть горы — самая крутая, по склонам встречается много каменных осыпей, так что подъем довольно труден. Приблизительно через час мы преодолели самую крутую часть склона и вышли на выступающее террасой ровное плато, за которым гора вздымается вверх почти сплошной вертикальной стеной. Именно здесь и росли вековечные ивы, а за ними в скале находились те щели и трещины, которые образуют вход в пещеры троллей, уходящие далеко в самые недра горы.
На плато перед нами предстало плачевное зрелище. Вековечные ивы стояли с облетевшей листвой, вытянув к серому небу нагие ветви. Некогда крепкие стволы теперь позеленели, покрывшись лишайниками и грибницами. Несколько деревьев, в прежние времена таких твердых, что не поддавались ни одной пиле, уже повалились. Живы были только корни, судорожно вцепившиеся в землю, но трухлявая древесина уже догнивала и видно было, что скоро она истлеет совсем.
При виде жалкой гибели этих удивительных деревьев меня охватило горькое чувство и я невольно вспомнил то давнее время, когда увидел их впервые. В то время ивы были в точности такими, как их описал мой прапрадед Арсен Састрафен. Они быстро вырастают, достигая положенной высоты, и затем уже не меняются. О том, что случилось с ними сейчас, можно было только догадываться, но, как бы я ни гневался и ни огорчался, я понимал, что даже если узнать, какие именно злые силы привели к такой беде, от этого не будет никакого толку. Сейчас надо было спасать то, что еще можно спасти!
Того, что я увидел, было довольно. Нигде не сохранилось ни одного зеленого листочка, так что оставалось очень мало надежды спасти деревья. Поэтому мы сразу направились в подземные пещеры искать там троллей. Протиснувшись в первую попавшуюся щель в отвесной скале, мы очутились в подземелье, и я зажег свой фонарь. Чтобы не пугать троллей, я захватил с собой свечи, которые горели голубым пламенем. Наверное, вы замечали, что тролли очень любят все вещи голубого цвета, в особенности же голубой свет. Вероятно, по причине того, что большой кристалл начинает сиять голубым огнем, когда на него попадает лунный свет.
Гудвин и Бомстаф над этим раньше не задумывались, но Анри сразу же вспомнил:
— Ну конечно же! Наверное, поэтому Боффин так любит голубого слоника!
— Какого еще голубого слона? — переспросил Кастанак. Он уже совсем забыл про шифонового слоника и очень заволновался. — Не помню никакого слона! А ведь такое животное нельзя не заметить в своем доме! Где он может быть?
— В банке варенья, — хором ответили Анри и попугай.
На лице Кастанака отразилось полное недоумение, но когда Анри объяснил ему, в чем дело, он успокоился.
— Ах вот что! — сказал он. — А я уже совсем забыл про шифоновую игрушку. Как-то я перестал замечать разные мелочи, хотя иногда они могут оказаться очень важными. Но позвольте мне продолжить!
