Чертово место — эта Старая Пустошь… Воплощение самых бредовых фантазий Эдгара Аллана По и компании…
«И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore!» — прошептал он и невесело усмехнулся.
Может быть, именно в этом разгадка?
В человеческих душах?
«Однако некогда рассиживаться», — подумал Игорь. Дом явно нуждается в заботе.
Паутина низко опускалась с потолка, как будто никто не жил здесь уже так давно, что успели вырасти новые поколения паучков…
Но это было не так, и Игорь подумал, что, наверное, все это связано со Смертью.
Где-то тихо пел женский голос. Игорь прислушался.
Голос был тихий, призрачный — похожий на Ритин. С тихим перезвоном колокольчиков.
«Вниз по теченью неба», — пела девушка где-то очень далеко.
«Может, вообще не в этом измерении», — усмехнулся он.
«Я жду героя, — пела девушка. — Чтоб миновать порог земных камней».
Мелодия была печальной и звала Игоря.
Он продолжал заниматься уборкой, стряхивая паутину и пыль.
Через некоторое время дом, освободившись от ненужного хлама, улыбнулся ему чистотой.
Только три фигурки выглядели нахмурившимися.
— Ну а вы что такие злые, ребята? — обратился к ним Игорь и взял в руки женскую фигурку, со змеей.
Что-то резко укололо палец.
Змея зашипела.
Игорь недоуменно посмотрел на нее.
Нет, это только показалось!
В глубине комнаты что-то стукнуло, будто из рук выпал тяжелый предмет.
Резкий мужской смех и женский голос: «Я ненавижу тебя!»
И — все затихло так же внезапно, как и началось. Игорь не успел даже понять, откуда вообще исходили странные звуки.
Остался только голос девушки.
— Да уж, ну и атмосфера тут, — пробормотал Игорь. — Однако хорошо, что я услышал это днем. Ночью почему-то приходят исключительно симпатичные старушки… Похоже, в этом доме безопаснее находиться ночью. Ну, если бы не эти ангелочки, конечно… И эти фигурки.
Он присмотрелся к женской фигурке, которую до сих пор держал в руках.
Змея у ее ног образовывала кольцо. Ее рот приоткрыт, и между зубов зажат кончик собственного хвоста.
Он знал, чей это символ.
Собственно, сам-то Игорь никогда не верил во всю эту чушь о поклонниках Уробороса. Но сейчас он видел это изображение Мириам, хранительницы Вечности, с символом Вечности у ног.
— Похоже, я попал в дурную компанию, — пробормотал Игорь, переворачивая фигурку, потом, вернув ее к себе лицом, щелкнул Мириам по носу. Ему показалось, что она нахмурилась. Он даже готов был поклясться, что в ее глазах полыхнула злость.
Уроборосу поклонялись вампиры. И язычники. И те и другие, если быть честным, Игоря совсем не устраивали в качестве «товарищей».
Ему даже захотелось собрать вещи и, в очередной раз не попытавшись вникать в сложность планов Господа насчет его скромной персоны, свалить отсюда подальше.
Но…
Он посмотрел на лестницу, ведущую на улицу. И снова представил девчушку с милым прозвищем, так смешно и доверчиво смотрящую ему в глаза. Ее кудрявые волосы, собранные на затылке в забавно подпрыгивающий при ходьбе хвостик.
Решительно поставив статуэтку на место, он посмотрел прямо в темные от ярости и обиды глаза и пообещал:
— Ладно, ребята, попробуем со всем этим вашим «джазом» разобраться.
И, накинув куртку, вышел из своего убежища в странный городок, сегодня ставший еще более непонятным, чем вчера.
Иногда с ней это случалось — когда снилось, что она дома. И все живы. Мать готовит завтрак, и Душке слышится запах яичницы, такой простой, реальной яичницы… Мишка собирает Аранту на прогулку, и мирно посапывает рядом Павлик, а папа и мама спорят на кухне о бабушке — сегодня воскресенье, они должны поехать к ней в гости. «Мы ничего никому не должны», — ворчит мама. Даже их ссора для Душки — сладка. «Аранта!» — кричит Мишка, и Душка просыпается.
Ее лицо мокро от слез. Глаза щиплет.
Она всегда просыпается в слезах, когда ей снится тот, прежний мир.
«Я пришел сюда бесцельно с некой Фулы запредельной…»
Маленький, счастливый мир уже стал этой запредельной Фулой, и Душке от этого так нестерпимо больно, так больно…
Вот и сейчас ей не хотелось вставать — хотелось снова закрыть глаза, уснуть и — видеть этот сон бесконечно, до самой смерти.
Но она встала, потянулась, играя нормальную, спокойную, рассудительную девочку, — Юлиан как-то сказал, что человеку свойственно верить в то, во что он играет. Вот Душка и старалась поверить в свою игру.
Пусть даже игра иногда была невыносимой.
Пока у нее это не получалось, но Душка думала, что все оттого, что она плохая актриса и неумелый игрок. Когда научится, станет легче.
— И жить тоже будет легче, — пробормотала она.
Но почему-то сейчас желание попасть туда, домой, в прежний, уютный и теплый мир, в эту самую «запредельную Фулу», было таким нестерпимым, таким острым, что горячие слезы подобрались к самым уголкам глаз, Душка мотнула головой и, стараясь не смотреть вокруг, открыла дверь ванной комнаты.
«В конце концов, я взрослая».
Она включила воду.
И, подняв глаза, увидела в зеркале не себя.
Женщина, держащая в руках ребенка, смотрела на нее, смотрела несмотря на то, что на месте глаз у нее были только раны, но Душка могла поклясться, что женщина эта ее видит и стоит она на краешке радуги, по которой сюда и пришла…
Из той, разрушенной, церкви. Душка видела ее остов, когда они гуляли с Юлианом по лесу и доходили до того самого пригорка, но тогда лицо Юлиана изменялось, он хмурился, в глазах появлялась ядовитая насмешка, и он спешил вернуться назад. Как-то Душка попросила его дойти до этой церкви, но он отказался, проворчав, что у него совсем нет времени, а все эти старые, замшелые религии разрушают Силу Воли и Разума, и он не понимает, почему у столь умной девочки возникают такие нелепые желания. Но Душка настаивала, и они дошли туда — правда, внутрь он заходить отказался. Душка же вошла — и почему-то там ей стало страшно. Наверное, потому, что у всех икон были уничтожены глаза, и все же — они смотрели. Все иконы были в полумраке, только женщину освещал луч, вот и получилось, что только эту женщину она и запомнила.
И теперь она видит ее. Женщина мягко улыбнулась ей, и из ее пустых глазниц исходили лучи странного радужного света.
«Это видение, — сказала себе Душка, не в силах отвести взгляд. — Это только видение… Мне кажется!»
