Джессика отошла от шкафа и уделила внимание комоду. Здесь, хотя и обнаружилось множество вещей, от которых у нее захватывало дух, — галстуки, напоминавшие о более счастливых днях, запонки, подаренные ею же, — но не было ничего похожего на «улику». Не было и презервативов. Не было ничего женского. Джессика в безумной спешке ринулась в ванную. Здесь она почувствовала слабый запах средства для пены. Карманы черного шелкового халата, вышитого звездочками, висевшего за дверью, были пусты, он пропах табаком. В шкафчике ванной не притаились духи или кремы для лица. В корзине для мусора валялся детективный роман.
Джессика побежала обратно в спальню. Здесь наверняка что-то отыщется, я должна это найти. Определенность все же всегда лучше неуверенности, с определенностью появляется сила, сила, дающая возможность ранить и удивлять, сила, позволяющая заново создать связь живых чувств. Джессика начала заглядывать в углы, осматривать пол. Какая-нибудь маленькая вещь — бусинка, пуговица, булавка может таиться где-нибудь на ковре. Она отодвинула края простыни и посмотрела под кроватью. Так она и лежала, вытянувшись и ощупывая ковер пальцами, когда поняла, что в комнате стало темнее. Затем она увидела мужские ноги и концы брюк, приближавшиеся к кровати.
— Знаете ли, то, что вы мне сказали, — не совсем правда.
Эти слова довольно извиняющимся тоном произнес маленький седой человек, впустивший ее в дом.
Джессика почувствовала такое облегчение оттого, что это не Дьюкейн, что уселась на кровать и просто смотрела на него.
— Я проверяю точки опоры.
— Для начала, — продолжил он, — я посмотрел в телефонной книге, такой фирмы Пэйнс и Стивенс нет, а во-вторых, мистер Дьюкейн как раз недавно повесил новые занавески в этой комнате. И третье: зачем вы разбросали всю постель? С этого и начнем.
Маленький человек взял стул, поставил его перед закрытой дверью и сел, выжидающе глядя на нее.
Джессика посмотрела на постель: постельное белье было разметано и подушки разбросаны. Она взглянула на комод: все ящики в нем были открыты, галстуки и рубашки свешивались оттуда. Что она может сказать? Джессика не боялась, что ее арестуют. Она страшилась быть застигнутой Дьюкейном, задержанной до его прихода. Она подумала: он может в любой момент застать ее. Я сейчас заплачу.
— Видите ли, — сказал маленький человек мягким голосом, с легким иностранным акцентом, — я могу дать делу ход, верно? Вы ведь можете оказаться грабительницей, правда? А я защищаю собственность друга, вы обошлись с ней довольно странно.
Джессика обрела голос:
— Вы не дворецкий? Не шофер?
— Нет. Шофер сегодня днем свободен. Я кое-кто другой. Но это неважно. Я жду ваших объяснений, моя дорогая.
— Я не грабительница, — еле прошептала Джессика.
— Верно. Я и не думал так на самом деле. Я размышлял о вас там, внизу, после того, как увидел в телефонной книге, что Пэйн и Стивенс — выдумка. Я сказал себе: это молодая дама не грабительница. Но кто же вы тогда, я все еще жду ваших объяснений.
Джессика, сгорбившись, сидела на постели. Она чувствовала себя испуганной, виноватой и жалкой. Предположим, этот маленький человек задержит ее до прихода Дьюкейна, может быть, запрет ее? Почему, если любишь так сильно, это приводит только к несчастью и ужасу? Слезы наполнили ее глаза. Она сунула руку в карман и вытащила клок волос Дьюкейна, найденный на полу.
— О, ну ладно, ладно. — Он подошел, сел рядом на постель и протянул ей большой чистый носовой платок, в который она сразу уткнулась. — Я не монстр, знаете ли. Я не хочу вас пугать. Не хочу вас обидеть. Но представьте себя на моем месте! Я просто должен задать несколько вопросов. И, естественно, мне любопытно. Я просто не понимаю, что вы тут делали. Это все немного странно, не правда ли? Не надо плакать, не надо. Просто поговорите со мной немного, ладно?
Джессика перестала плакать и вытерла лицо. Она смотрела в мужскую тьму шкафа. Ее переполняли несчастье и сила. Неожиданное — это уже нечто. Начинаешь ощущать себя. Она сказал твердым голосом:
— Вы спрашиваете, кто я. Я — ревнивая женщина.
Ее собеседник длинно и мелодично присвистнул. Потом он сказал:
— Вау!
— Мистер Дьюкейн и я были вместе, — сказала Джессика, — но потом он оставил меня. И говорит, что у него нет другой женщины. Но я уверена, что это — неправда. На днях я видела, как женщина входила в этот дом. Я только хотела узнать наверняка. Поэтому я вошла, как вы знаете, и обыскала комнату, чтобы убедиться, что здесь была женщина.
— Нашли что-нибудь? — спросил он заинтересованно.
— Нет. Но я уверена…
— Не думаю, что Джон станет лгать, даже об этом.
Джессика повернула лицо к маленькому загорелому человеку. Он смотрел на нее сейчас иронически весело.
— Пожалуйста, скажите мне, — сказала Джессика, — если знаете, есть ли у него любовница? Конечно, так вы и скажете. Все это выдумки, мол.
— Но я обожаю выдумки. Нет, я уверен, у него нет любовницы. Этого вам достаточно? Вы уйдете теперь счастливой?
— Нет, — сказала она. — Этого недостаточно. Ничто не поможет.
— Демон ревности. Да, я тоже его знаю. Скажите ваше имя, только имя. Мы уже как будто знакомы.
— Джессика.
— Хорошо. Меня зовут Вилли. Теперь послушайте, Джессика, вы простите меня, если я задам вам еще несколько вопросов, а вы мне правдиво ответите?
— Да.
— Как долго вы были любовницей Джона?
— Около года.
— А как давно он оставил вас?
— Около двух лет.
— Часто ли вы видели его за эти два года?
— Да. Мы вроде бы остались друзьями.
— Вы еще любите его, а он вас нет?
— Да. И он сказал, что не хочет больше встречаться со мной, потому что хочет, чтобы я была свободной. Но я не хочу быть свободной.
— Могу понять это. Но ревность — ужасная вещь, Джессика. Из всех порочных страстей она — самая естественная для нас, она проникает глубоко и отравляет душу. Ей нужно сопротивляться всеми честными способами и осмыслением ее сущности, как бы ни казалось такое осмысление абстрактным по сравнению с этой злой силой. Подумайте о добродетели, которая вам нужна, и назовите ее благородством, великодушием, милосердием. Вы молоды, Джессика, и вы так восхитительны — могу я взять вас за руку? — и мир еще не погиб для вас. Нет никакой заслуги в недоверии, она отравляет вас и мешает ему. Вы ничего не выиграете так, а только проиграете еще больше. Вы должны сделать свою любовь реальной, дать ей тело, и только одно вы можете сделать, если это подлинная любовь: дать ему уйти, и дать ему уйти спокойно, не сожалея об этом. Вложите всю свою энергию в это, и вы получите милость высших сил, о какой сейчас и мечтать не можете. Потому что милость существует на самом деле, и силы, и начала есть неизведанное добро, которое само собой приходит к известному нам добру. И предположим, вы нашли бы то, что искали, мое дорогое дитя? Тогда не перешли бы вы от ревности через обман к жестокости? Человеческие слабости образуют своего рода систему, Джессика, и прошлые ошибки порождают бесконечную сеть последствий. Мы — не на стороне добра, мы — не его люди, Джессика, и мы всегда будем вовлечены в эту огромную сеть, вы и я. И мы должны всегда постоянно бдительно следить за тем, чтобы не начать поступать плохо, проверять себя, отступать, душить нашу слабость и подбадривать нашу силу, взывая к именам добродетелей, о которых мы ничего не знаем, кроме их имен. Мы — не хорошие люди, и самое лучшее, на что мы можем надеяться, это быть мягкими, прощать друг друга и прощать прошлое, самих себя и принимать это прощение, и тогда снова вернуться к прекрасной неожиданной странности мира. Не так ли, Джессика, дитя мое?
