Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 151
Срезав нужные двенадцать деревьев белой ивы (и отвергнув гораздо большее число), Паха Сапа втыкает их заточенными концами в землю по кругу диаметром около шести дюймов. Он сплетает гибкие ветки в купол и покрывает его шкурами и одеждами, привезенными с собой. Потом он добавляет листья, чтобы закрыть все дыры. В середине маленького вигвама Паха Сапа выкапывает яму и этой землей намечает тропинку, по которой духи смогут пройти к парилке. В конце тропинки он насыпает небольшую горку, называемую унси, это слово у его народа обозначает еще и «бабушка», потому что именно так Сильно Хромает, Сидящий Бык и другие шаманы учили его представлять всю землю: Бабушкой.
Вход в оникаре (еще одно название для парилки Паха Сапы) ориентирован на запад, потому что войти в такую парилку с востока может только хейока. В центре вигвама он устанавливает раздвоенные наверху палочки, надежно загоняя их в землю, — это подставка для священной трубки Птехинчала Хуху Канунпы. У Паха Сапы нет шкуры буйвола, чтобы закрыть вход, и он отправляется на охоту в сосновый лес, где проводит целый день и в конце концов убивает большого оленя. Тушу оставляет птицам и другим пожирателям падали (он уже давно постится, в животе у него все время урчит, и ему часто приходится садиться и опускать голову — ждать, когда в глазах прояснится), сдирает кожу с черепа, очищает его, подавляя в себе желание съесть глаза, и устанавливает у входа с шестью мешочками, в которых подношения — наилучший табак, которым снабдил его Сильно Хромает. Это для того, чтобы Паха Сапе сопутствовала удача.
Теперь Паха Сапе действительно не хватает его дедушки Сильно Хромает и других почтенных людей из их деревни. Если проходить ханблецею по правилам, то старшие срезали и сплели бы ивы, приготовили для него синткалу ваксу, и Паха Сапа не начал бы свой четырехдневный пост в парилке, пока все для него не было бы подготовлено. Но по совету, полученному на Медвежьей горке от Роберта Сладкое Лекарство, Паха Сапа к тому времени, когда готова парилка, наполнена священная трубка, в тыквах и бурдюках есть вода, чтобы вылить ее на раскаленные камни в центре вигвама, где темно, хоть глаз выколи, и от жары по телу уже катится пот, постится (по крайней мере, воздерживается от твердой пищи) уже почти шесть дней. Теперь он воздерживается вообще от любой пищи, но еще может пить воду. Он знает, что когда будет ждать видения в парилке, то не менее четырех дней должен будет провести без еды и воды.
И молитвы Паха Сапа должен будет наилучшим образом распевать сам в одиночестве и произносить «Хо, дедушка!» каждый раз, когда будет плескать водой на раскаленные камни синктала ваксы и ощущать исходящую от них вместе с взрывом пара священную энергию. Ни один человек не может выносить атмосферу темного, пышущего паром вигвама бесконечно долго, и голый Паха Сапа приблизительно каждый час вываливается из парилки в бесконечно более прохладный августовский воздух и падает в высокую траву, судорожно дыша, иногда пугая пасущихся лошадей, но через несколько минут (за это время он доползает до ручья, чтобы напиться холодной воды, от которой ломит зубы, и чуть не плачет от благодарности за то, что ему пока что разрешается пить) неизменно возвращается в парилку, чтобы снова курить и напевать молитвы. Более длительные перерывы он устраивает только для того, чтобы принести топливо для костра и воду, которой он поливает камни. Паха Сапа всегда был худеньким мальчиком, но теперь вообще стал скелетом, обтянутым кожей.
Три долгих дня он очищает себя таким образом, и хотя все это время призывает видение, оно не приходит. Он знает, что парилка — это только начало, но он надеется…
На четвертый день его очищения и девятый день поста, ослабевший без еды и трясущийся от воздействия жара, пара, темноты и табака, он в мокасинах и одной рубахе, взяв священную трубку и тючок, совершает сорокапятиминутное восхождение к месту над парилкой неподалеку от скалистой вершины Шести Пращуров. Там Паха Сапа находит мягкую землю между камнями и скальной породой. Он очищает ее от сосновых иголок и шишек, вырывает неглубокую ямку таких размеров, чтобы в нее можно было лечь. Красное одеяло, одна из бесценных вещей Сильно Хромает, было в тюке на Белой Цапле, и теперь Паха Сапа ножом разрезает его на полоски, которые привязывает к шестам, — они призваны служить знаменами вокруг его Ямы видения. На бечевках, натянутых между этими шестами, узелки из яркой материи, в которых подношение в виде табака (Паха Сапа не знает, оставил ли Сильно Хромает сколько-нибудь табака для себя), и еще мальчик вырезает маленькие квадратики кожи у себя с бедра и плеча, добавляя их к священным узелкам вокруг Ямы видения.
Пятый шест торчит из центра Ямы видения рядом с левой рукой мальчика, когда он ложится на спину, а последний шест означает, что (по крайней мере, в целях этого видения) данное место является центром мира и средоточием всех духовных сил.
Паха Сапа снял с себя все, прежде чем лечь в Яму видения, даже набедренную повязку и мокасины, потому что следует ждать видения голышом — в том самом виде, в котором и пришел в этот мир; но мальчик не лежит в яме целый день. Утром, когда на востоке из-за далекого, но отчетливо видимого Макасичу, Бэдлендса, встает солнце, Паха Сапа поднимается на скалистую вершину Шести Пращуров и протягивает священную трубку черенком в сторону этой наиболее мощной видимой формы Вакана Танки, напевая приветственные молитвы и посылая просьбы о видении духу-который-за-Солнцем. В течение дня он несколько раз поднимается из Ямы видения и повторяет жесты, напевы, молитвы — в полдень, стоя лицом на юг, а вечером подходит к каждому из шестов, к которым привязаны его знамена, и обращает просьбы и мольбы к западу.
Паха Сапа внимательно наблюдает за всем вокруг: за небом, за погодой, за ветром, за движением деревьев, за парящими в воздухе ястребами или совами, он прислушивается к тявканью койота или барсука вдалеке — все его чувства обострены, ведь дух любой сущности или твари может оказаться частью его видения.
Все идет так, как должно.
Ничто не идет так, как должно.
Нормальная ханблецея должна происходить под ясным небом в дневное время и под звездным — ночью, но почти все время пребывания Паха Сапы на Черных холмах идет дождь. Когда мальчик пробуждается, чтобы утром приветствовать восходящее солнце своими песнопениями и молитвами (только он их плохо запомнил, а тут нет вичазы вакана или старейшин, которые помогли бы ему напевать или подсказать слова), «встающее солнце» являет собой пасмурное пятно, едва видимое на востоке за пеленой дождя. Небо каждый день затянуто плотными тучами, и ему трудно определить, когда солнце проходит зенит, а ведь в полдень нужно произнести ритуальную молитву югу; и закат виден так же плохо, как восход. Паха Сапа по-прежнему протягивает черенок Птехинчала Хуху Канунпы, с которой капает вода, дождю и окутавшей мир серой мгле. Несмотря на все его усилия, древние и священные перья трубки напитались влагой и линяют от дождя.
Без помощи более опытных шаманов и других людей все идет не так, как надо. Паха Сапа знает, что его парилка нимало не похожа на то изящное и правильное сооружение, каким она была бы, если бы ему помогали Сильно Хромает или даже Сердитый Барсук. Он чувствует, что его выбор священных камней далеко не идеален; и в самом деле, некоторые из них треснули, когда он плескал на их раскаленную поверхность водой. Он знает, что его молитвы и мольбы небрежны, и подозревает даже, что его Яма видения сделана не совсем так, как полагается. И самое главное, из-за отсутствия других людей, их пения и молитв во время курения трубки и других обрядов, связанных с парилкой, его очищение, как уверен теперь Паха Сапа, было неполным, а его инипи, видимо, неприятно духам.
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 151
