не знала, что именно ищет. Что мог скрывать такой человек, как Ландман? Отец упомянул, что тот был из русско-немецкой семьи. Поэтому она поискала контакты в Восточной Европе, нашла папку со списком денежных переводов от компании под названием «Интерпром», находящейся в казахской Караганде. Шесть лет назад эта организация дважды переводила Ландману пятизначные суммы, а он в свою очередь пересылал их с фиктивных счетов мюнхенской компании, которая официально занималась производством сантехники. Этой компанией управлял человек по имени Евгений Ландман.
Ну вот, пожалуйста, подумала Натали. Похоже на отмывание денег, возможно, уклонение от уплаты налогов. С этим, в случае чего, можно добиться большего, чем с домашним порно плохого качества. Она перенесла данные на сторонний сервер, где они были защищены от всякого нежелательного доступа.
Теперь оставалось только замести следы. Точно ли она все продумала? Ничего не упустила? Натали прокрутила в голове последние несколько часов, шаг за шагом реконструировала кражу данных из компьютера Ландмана. В общем-то, она все сделала правильно, никто ничего не заметит.
И все же ее начали одолевать сомнения. Не опасно ли ввязываться в конфликт с Ландманом? Гордость, которую она только что испытала из-за того, что смогла найти компрометирующие данные, улетучилась. Было ясно, что эту информацию они смогут использовать только в крайнем случае.
Натали посмотрела на фотографию с озера. Потом позвонила отцу.
34
Давно уже Хартунг не писал писем. Да еще ручкой. На бумаге. Бернд одолжил ему блокнот, в котором под белой страницей лежал разлинованный лист, чтобы строчки не съезжали. Несколько раз он начинал, останавливался, перечеркивал написанное и начинал сначала. Слова казались ему неуклюжими и далекими от того, что он действительно хотел сказать. Спустя два часа Хартунг решил больше ничего не зачеркивать, а дать волю своим мыслям и чувствам. Он написал:
Дорогая Паула!
В детстве у меня была книга, в которой одна фея влюбляла друг в друга людей с помощью волшебной пыльцы. Мне всегда казалось это очень удобным, пока однажды я не понял, что в реальной жизни работу феи люди выполняют самостоятельно. Хотя я до сих пор думаю, что эта фея все-таки где-то существует.
Наша с тобой история похожа на один из тех сюжетов, которые мы читали в школе. Ну ты помнишь, басни о животных, а в конце всегда мораль. В нашем случае лис, который на самом деле был обыкновенным хомяком, влюбился в лебедя, который чувствовал себя уткой.
Ладно, это немного запутанно. Слишком много животных, даже для басни. Но я продолжу писать в надежде, что ты все равно поймешь. Так вот: с помощью лжелиса лебедь понимает, что он не утка. Но лебедь еще не знает, что лис на самом деле хомяк. А когда узнает, снова начинает чувствовать себя уткой, и связь с хомяком становится для него невыносимой.
Паула, я знаю, стало еще запутаннее, но просто читай дальше. Теперь к сути. Главный вопрос: не должна ли эта история читаться совсем по-другому? Разве в огромном, необъятном царстве животных не может существовать такого зверя, как хомяколис, который однажды встречает лебедеутку? И между ними вспыхивает жаркий огонь, а искры разлетаются фейерверком. Потому что они наконец нашли друг друга, эти два промежуточных существа, которые всегда были слишком сложными для остальных.
Мораль у этой истории могла бы быть такой: неважно, кем люди себя считают, главное, что горит огонь и искры любви разлетаются фейерверком.
Хотел бы я сейчас видеть твое лицо, по которому так легко читать мысли. Наверное, на нем сейчас выражение как у волнующейся за пациента медсестры. В лучшем случае ты смеешься, пытаясь представить себе хомяколиса.
Сказать, чего мне больше всего не хватает с тех пор, как я видел тебя в последний раз пять дней и восемь часов назад? Это лишь малая часть, на полный список мне просто не хватит бумаги. Поэтому вот несколько пунктов:
твоей левой подмышки, особенно того красивого маленького пятнышка, которое называют родинкой, блеска в твоих глазах непосредственно перед тем, как ты начинаешь смеяться (кстати, я не знаю никого, до кого бы так долго доходили шутки, но благодаря этому я успевал насладиться блеском); той поразительной заинтересованности, с которой ты слушаешь меня, особенно когда мы лежим на твоем синем вельветовом диване, так забавно сплетаясь ногами. Наверное, если бы возле дивана раздевался Брэд Питт, ты бы и тогда не сводила с меня взгляда (что я нахожу удивительным, потому что на Брэда Питта даже я бы посмотрел);
той ребяческой радости, с которой ты крадешь кусочки салями с моей пиццы. Кстати, спасибо, что ешь салями и разделяешь со мной слабость к мясному фаршу (или, по крайней мере, притворяешься);
того, как ты недавно смеялась над собой (после того, как снова долго не могла понять шутку).
Я с легкостью мог бы продолжать этот список бесконечно, но боюсь, что от такого потока похвалы ты станешь самодовольной гусыней, что только усложнит первоначальную дилемму лебедеутки.
На нашем первом свидании на Фридрихштрассе ты сказала, что до сих пор боишься, что вокзал снова перенесет тебя из одной жизни в другую. Что ж, именно это и случилось со мной в тот день, когда мы стояли на перроне. Что я могу сделать, чтобы не потерять эту новообретенную жизнь? Я готов на все, лишь бы снова быть с тобой.
Напишу по-русски: я люблю тебя.
Твой хомяколис
35
Утром 8 ноября 2019 года правозащитник Гаральд Вишневский взялся за ножницы, которыми обычно вскрывал письма, чтобы срезать свою бороду. Первым делом он занялся растительностью на подбородке, которая уже доставала до груди. Вишневский отступил примерно два сантиметра от подбородка, чтобы одним решительным срезом избавиться от длины. Однако ножницы не справлялись с густыми зарослями, поэтому Вишневский сменил тактику и стал работать с отдельными прядями.
Не прошло и двух минут, как левая половина бороды лежала в раковине седым войлочным комом. Вишневский посмотрел в зеркало. Частично ампутированная борода делала его еще более жалким, поэтому он поспешил укоротить и правую сторону. Потом снова взглянул в зеркало. Без бороды длинные кустистые бакенбарды выглядели по-звериному. Вишневский подумал, что похож на печальную обезьяну.
Торопливыми движениями он стал состригать волосы на щеках и нечаянно порезался. Кровь капала в раковину прямо на войлок. Вишневский стоял, склонившись над раковиной, и чувствовал уста лость и опустошение. А что, если бы он случайно перерезал себе сонную артерию? Так же смотрел бы, как льется кровь? Да,
