военного – это как детальное живописное полотно со сценами из священного писания для католического священника. Там зашифровано все: и путь по жизни, и преграды на этом пути, и возможности, и, что главное, цель. И сам Генерал Мороз был сейчас похож на вдохновенного художника. Над картой он колдовал как над картиной, добавляя мазки, штрихи, фрагменты и оценивая их совершенство.
Обозначал он синим карандашом зоны на приграничной территории Украины, где сосредоточено наибольшее количество его сторонников, готовых к вооруженным беспорядкам. Красными пятнами отмечены самые тяжелые районы, где концентрируется лояльный власти пролетариат, верные большевикам кадровые подразделения РККА, войска ОГПУ. Значками отмечались военные склады, укрепленные районы, которые придется оставлять за спиной. Одной из приоритетных целей был Старо-Васильевск, где в тюрьме томилось несколько тысяч заключенных, в основном жертвы коллективизации и политические. Это и резерв для пополнения повстанческой армии, и агитационный козырь. Такая картинка для газет – освобождение из узилища страждущего от злодеяний большевиков народа.
Мороз тщательно, с любовью рисовал на этом полотне смелые наступления и продуманные отступления:
– Первомайский берем. Продержимся пару дней. Проведем политические мероприятия по передаче города под наше покровительство. И отступим.
– Почему? – недоумевал начальник штаба. – Тут можно организовать оборону и держаться долго.
– Политика, Франц Карлович. Мы отступаем, а потом раздуваем шум, что на территории, которые большевики вернули себе, они устроили кровавую резню. Доказательства будут. Именно это сыграет роль главного повода для поддержки нас добровольческими частями, а потом и регулярной армией Польши.
От меня Мороз требовал конкретных сведений, где и какими силами мы можем оказать содействие, как и когда можем выступить. Делал отметки, записывал.
Продлилось это часа два. И измотало меня изрядно.
Продолжили мы планирование на следующий день в том же составе. И процесс меня невольно увлек. Это была такая логическая игра. Притом один игрок, Генерал Мороз, воспринимает ее на полном серьезе, считая ее объективной реальностью, данной нам в ощущениях, как писал Ленин. А другой – это я – знает, что это всего лишь забава. Потому что в жизни все будет совершенно по-другому.
Планы получались красивыми. Три сотни сабель переходят границу у Лысянок. Там соединяются с восставшими частями РККА. Одновременно в районе Важинска переходят еще две сотни. Вскипает народный бунт. На его подавление большевики бросают все силы. Но они рассредоточены на большой территории, и в кулак их сразу не собрать.
Одновременно, как цунами, разрастается газетная и политическая атака в Европе. Отовсюду слышны причитания о страданиях миллионов украинцев под пятой коммунистов, об уничтожении людей по национальному признаку. И вишенка на торте – выстраданное решение о вводе войск Польши в спорные регионы.
Что греха таить, при определенном везении могло бы сработать, и тогда СССР лишился бы значительной части Украины, а граница сильно продвинулась бы на восток. Притом в большую войну СССР сейчас ввязываться не станет – пока недостаточно сил для такого поворота. А захваченная территория станет оплотом свободной Украины под протекторатом Польши. Фактически ее частью.
Ключевой вопрос в этой комбинации – переход на сторону восставших подразделений территориальной дивизии имени Третьего интернационала. На худой конец ее нейтралитет. Она прикрывает тот участок границы, и отсутствие там противодействия открывает широкий оперативный простор наступающим частям. И вот тут игра шла по-крупному. Нужно было убедить Мороза, что там все схвачено, плод давно созрел.
О заговоре в вершинах военной прослойки на Украине поляки были осведомлены. И мы через все агентурные каналы пытались убедить их в этом. Тут очень пригодились агентурные позиции в подпольной организации «Повстанських Вийск Визволения Украйни», которую Инициатор так удачно ввел в большую игру.
– Дивизия у нас в кулаке, – заверял я, кладя руку на карту. – Тут и Коновод, и Батько хорошо поработали. А полк имени Якова Свердлова вообще, считайте, давно стал повстанческим.
– Так уж и повстанческим, – хмыкнул генерал Мороз.
– А что вы хотите? Территориальный принцип формирования частей РККА. Большинство бойцов – местные крестьяне, изведавшие сладости колхозной жизни, раскулачивание. Многие в армии просто прячутся от невзгод. И советскую власть ненавидят люто.
– А как с теми бойцами, кто не перейдет на нашу сторону? – прищурился Мороз.
– Ну, на войне – как на войне, – небрежно бросил я.
– Это правильно! – вдруг резко произнес Мороз. – Пусть погибнут тысячи, даже миллионы! Врагов не жалко, а своих помянем! Отдельный индивидуум в эпоху глобальных изменений ничто! Нужно сегодня изжить человека в себе для торжества человека будущего!
Неожиданно распалившийся Власник вытер выступивший на лбу и щеках пот платком, перевел дыхание. Эка он разошелся. Видимо, на этих идеях зациклился давно и прочно. Почему все они, проникшись националистическими концепциями, превращаются в кровососов и готовы убивать миллионы своих сограждан? Коновод ведь говорил практически теми же словами, несмотря на колоссальную разницу в характере, образовании. Видимо, таковы эти великие идеи, что, подобно кровожадным божкам ацтеков, требуют человеческих жертв.
– Вы гарантируете помощь военных? – спросил он уже спокойно.
– Гарантируют в гарантийных часовых мастерских, – резонно заметил я. – Но я уверен.
– Понимаете, что отвечаете жизнью?
– А я ею всегда отвечаю, – бесшабашно бросил я. – И пока жив…
После этого совещания, когда мы остались наедине с Петлюровцем, вне чужих ушей, я ухмыльнулся:
– Кровожаден, однако, наш вождь.
– Кровожаден? – задумчиво переспросил Петлюровец. – Нет, Мороз не палач… Он хуже.
– Это как?
– Он знамя для палачей. Потрепанное, но все еще поднимающее на страшные дела. А ведь раньше он был совсем другим. Изменила его чужбина сильно. В эмиграции такое сплошь и рядом. Былая романтика уходит, а честь становится такой старинной картиной на стене.
– Картиной? – удивился я.
– Да. Она висит в большом зале. Ею можно похвастаться перед гостями, но к делу ее не приспособишь. Зато, если тяжело станет, ее можно выгодно продать.
– Ну да. И потом готовить массовую резню своего народа. Рассуждать о благе будущего человека, для которого нужно уничтожить нынешних человеков.
– Интересно только узнать имя этого человека, – усмехнулся Петлюровец…
Глава 11
Утром во флигеле появился вестовой. Он торжественно объявил, что меня вызывает хозяин, и сопроводил на аудиенцию – только не в сторону главного корпуса, а к конюшням.
Там я увидел восхитительную сцену. В лучших феодальных традициях пороли слугу. Как стало понятно, тот, принеся утренний кофе генералу, пролил его случайно на тактическую карту.
Свистели смоченные в соленой воде розги. Мороз наблюдал за этим действом со строгим отеческим удовлетворением.
– И как он такое терпит? – удивился я. – Чего не сбежит от вас?
– Сбежит? – удивился Мороз. – Ну что вы. Это же галицийское быдло. А быдлу по нраву крепкая хозяйская рука. Слабая рука вызывает лишь острое желание
