они понимали, что такое количество хлеба он не может съесть и за две недели. Крестьяне догадывались, откуда у отшельника мясо дикого кабана и для кого предназначались ковриги, но держали язык за зубами…
Виллану надели на голову колпак, чтобы он не мог видеть дороги, и вся компания без особого шума покинула хижину Большого Готье. Мартин Сизий Нос мог только догадываться, что они углубились в совсем уж дикие дебри, куда боялись заглядывать даже графские лесники.
С давних пор в этих краях, если верить легенде, жили оборотни – вервольфы. Это огромные волки, в которых давным-давно превратил недобрых, злых людей страшный колдун, на которого один из королей франков даже устроил в лесу облавную охоту.
Колдуна поймали и зарыли в глубокую могилу лицом вниз, предварительно пронзив осиновым колом. А на могилу водрузили тяжеленный камень. Каждое полнолуние возле этого камня собираются волки-вервольфы, садятся в кружок, и дикий вой разносится на многие мили вокруг.
В такие ночи крестьяне запирались в своих домах, вооружившись кто чем может. Многие из них долго собирали серебро, чтобы сделать из него наконечники для двух-трех стрел. Ведь всем известно, что оборотня может поразить лишь такая стрела. Железо его не берет.
Тем не менее без леса в деревне жить нельзя. Никак. Для крестьян и вообще мелкого трудового люда лес был источником дохода. Преодолевая свои страхи, крестьяне выгоняли туда пастись стада, там свиньи набирали осенью жир – главное богатство бедного виллана, который после «откорма на желудях» забивал свою свинью, и это сулило ему на зиму пусть и не обильную пищу, но средство хоть как-то дотянуть до благословенного лета с его урожаем. Дома, орудия труда, очаги, печи, кузнечные горны создавались и работали только благодаря дереву и древесному углю.
В лесу собирали дикорастущие плоды, которые были основным подспорьем в примитивном рационе сельского жителя, а во время голода давали ему шанс выжить. Там же заготовляли дубовую кору для дубления кож, золу для отбеливания или окраски тканей, но особенно – смолистые вещества для факелов и свечей, а также мед диких пчел.
В общем, лес с обилием нечистой силы был страшен, но без него невозможно было выжить…
Шли недолго, от силы часа полтора. Виллан услышал, как его сопровождающих окликнул дозорный, затем заскрипели ворота, и он очутился во дворе небольшой крепости, как оказалось, когда с него сняли колпак, и он смог осмотреться. Уже изрядно рассвело, поэтому виллан увидел, что двор огорожен стеной из бревен, вкопанных в землю и заостренных вверху. Вдоль стены на высоте человеческого роста был устроен помост, с которого обороняющиеся могли обстреливать врага.
Несколько примитивных хижин, расположенных на месте вырубки и поставленных на пни, были крыты древесной корой. Двор был пустынен – похоже, обитатели крепости еще спали. Только из одной хижины струился легкий дымок, и слышались запахи стряпни. Наверное, там находилась поварня.
– Жди здесь, – указал виллану на один из пней Жоффруа де Люси, а сам направился к строению, которое было сложено из бревен, – в отличие от хижин, явно слепленных на скорую руку, притом из чего попало.
Эсташ уже бодрствовал. Он в последнее время вообще мало спал. Его донимали разные мысли, в большинстве своем тягостные.
После его побега из замка разъяренный Рено де Даммартен обрушил свой гнев на поместья семьи Баскетов. Граф захватил владения Эсташа и сжег его поля, виноградники и сады. Убытки от этого разорения получились огромными; по самым скромным подсчетам, они были оценены в девятьсот золотых марок. Взбешенный Эсташ поклялся, что граф заплатит ему за это десять тысяч марок.
Хорошо, что под горячую руку Рено не попали братья Эсташа, которые на тот момент были в отъезде. Иначе пришлось бы им висеть на каком-нибудь дереве до тех пор, пока птицы не обглодают их тела до костей.
Сколотить разбойничью шайку ему удалось быстро. В этом Эсташу здорово помог лесничий Юбер Майгро, который возненавидел графа всеми фибрами своей души. В лесу шлялось много неприкаянных людишек, бежавших от гнета своих сеньоров. Майгро старался их не трогать, жить с ними мирно, хотя они нередко охотились на крупную дичь, что запрещалось законом.
Лесничий не хотел, чтобы его когда-нибудь подстрелили из-за куста. А лесные бродяги хорошо умели пользоваться луком.
На слуху у всех были сказания о предводителе лесных разбойников Робин Гуде, который действовал со своей шайкой в Англии, в Шервудском лесу около Ноттингема. Он грабил богатых, отдавая добытое беднякам. Так это было или нет, точно не мог сказать никто, но образ благородного разбойника глубоко затронул душу Эсташа.
Выбрав подходящий момент, Эсташ совершил налет на две мельницы графа, стоявшие на окраине Булони, и предал их огню. Он грабил и опустошал владения Рено де Даммартена, угонял его лошадей и принимал под свою руку всех недовольных правлением графа.
Вскоре изрядно разросшаяся шайка Черного Монаха (теперь атамана лесных разбойников звали только так) начала наводить ужас не только на управляющих графскими поместьями, но и на судейских крючкотворов, которые под давлением Рено нарушили закон, отобрав у Эсташа его поместья и титул. Не жаловал он и баронов, вассалов графа.
Конечно, Рено де Даммартен не мог так оставить творившиеся на его землях беззакония. Он посылал в лес отряды наемников, чтобы они принесли ему голову Эсташа, но они возвращались несолоно хлебавши.
Казалось, безлюдные лесные дебри имели глаза. Атамана разбойников всегда предупреждали о приближении солдат его дозорные или крестьяне окрестных деревень. Эсташ иногда подкармливал крестьянских детишек, но разбойники из его шайки не очень приветствовали благотворительность атамана. Почти все они были крестьянами, а кто же не знает прижимистость вилланов?
Чаще всего Эсташ отпускал наемников с миром, не ввязываясь в драку, но иногда давал серьезный отпор (когда они приближались к его «крепости»). И тогда редко кто из солдат мог рассчитывать на пощаду.
Обычно Эсташ оставлял в живых одного-двух наемников, чтобы они передали графу бумагу с подсчетами, где указывал, сколько еще должен ему Рено за то, что он сотворил с поместьями Баскетов. Граф ярился от бессильной злобы, а солдаты не испытывали никакого желания попасть в число тех, кого в очередной раз отправляли ловить Черного Монаха. Они старались сильно не углубляться в лес, а к вилланам относились миролюбиво, не без основания полагая, что не стоит плодить новых врагов.
Наемники знали, что обиженный крестьянин может постоять за себя; к тому же вилланы были предельно жестоки к тем, кто покушался на их имущество, в особенности на жен и дочерей. А налеты графских солдат на деревни редко
