Ну, под это описание никто из известных ей людей не подходит.
Посмотрев в начало следующей страницы, Элпью подняла глаза и увидела нового кающегося, направлявшегося к сиденьям, – лорда Уэкленда. А еще Элпью увидела слезы, катившиеся по его щекам. Он встал на колени и опустил голову.
Взгляд Элпью переместился в дальний угол церкви, где какая-то старуха, прихрамывая, подошла к темному занавесу и скрылась в другом помещении.
Опустив глаза, Элпью тихо стояла за узкой высокой подставкой, мечтая сделаться невидимой.
Наклонившись, чтобы спрятать лицо, она стала торопливо читать, надеясь, что Уэкленд пришел сюда не для бесконечного молитвенного бдения.
Но имею немного против тебя: потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих. И детей ее поражу смертью…[88]
– Мистрис Элпью?
Элпью съежилась, от души желая, чтобы какой-нибудь апокалипсический дым унес ее подальше отсюда. Элпью перевернула сразу несколько страниц, чтобы Уэкленд не увидел, какое именно место она читала.
– Я думал, вы покинули Сен-Жермен. – Уэкленд встал рядом с ней. Элпью не отрывала взгляда от открытой страницы, но едва не рассмеялась, прочитав следующую строчку: «Жители же Содомские были злы и весьма грешны…»[89]
– Ой, лорд Уэкленд. Какая неожиданность! – Она захлопнула книгу. – Как дела в Доме яда?
– Вот уж не думал, что вы склонны к чтению Библии. – Вернув книгу на полку, он схватил Элпью за руку. – Или к распусканию слухов. Как вам прекрасно известно, не было никакого отравления. Аурелия умерла от апоплексии.
Ведя Элпью по проходу, Уэкленд осенил себя крестным знамением. Выходя на улицу, под палящее солнце, Элпью попыталась свободной рукой повторить его жест.
– Вы, лорд Уэкленд, как и я, знаете, что это полная чепуха, призванная утихомирить версальских шпионов.
– Вижу, вы не католичка! – Он встал к ней лицом. – Зачем вы сюда приехали? Вас прислал совет Вильгельма Предателя?
– Я… э… – Освободившись от его хватки, Элпью пыталась сообразить, чем выдала себя, и прибегла к единственно возможному оправданию. – Вы держали меня за правую руку, иначе я бы ею и перекрестилась. Мне не хотелось покидать дом Господень, не перекрестившись.
– Где Джон? Он с вами?
– Я ничего о нем не знаю, сэр, а если бы и знала, то вам-то что до этого? Я больше от замка не завишу.
Элпью повернулась и стремительно пошла прочь, но при этом заметила, что лорд Уэкленд стоит один посреди пустой площади и наблюдает за ней. Она свернула за угол.
– У них есть свой язык. – Карту за картой Изабелла раскладывала перед собой колоду. – Наступил вечер, но ни в одном из салонов так никто и не появился. Графиня сидела рядом с Изабеллой на диванчике у окна в тусклом свете угасающего дня. – Французские карты красивее, но я привыкла к этой колоде. Ее дала мне мать. Я повсюду ношу ее с собой.
– Вы гадаете? – Графиня провела с Изабеллой весь день, и ее симпатия к этой женщине все усиливалась. – Что станет со всеми нами, пытающимися выжить в этом ужасном месте?
– Выберите три. – Изабелла раскинула карты, и графиня, вытащив три, положила их лицом вверх.
– Король червей. Черви – это хорошо, означают великодушного человека. Французы называют эту карту Шарлем.
– Вы придумываете! – Графиня покраснела и застенчиво улыбнулась Изабелле. – Должно быть, вы уже проведали про мое прошлое. Где говорится, что эта карта обозначает короля Карла?
– Она обозначает не короля Карла. Во французской колоде у всех карт есть имена: Давид, Александр, Ланселот, Гектор, Юдифь, Цезарь, Рахиль и так далее… и короля червей называют Шарлем, или Карлом по-нашему.
– Он таким и был. – Графиня с тоской вздохнула. – Знаете, он был королем сердец. Не то что…
Изабелла приложила к губам палец.
– А теперь, – она взяла следующую карту, – семерка бубен. Ага, графиня, она означает неожиданно возвращенный долг. – Открылась дверь, и вошла Пайп со свечой, чтобы зажечь канделябры и люстру. Поднося трепещущее пламя к свечам, девушка смотрела на шотландку. – Ставлю семь, мадам. – Изабелла бросила карту на стол, изображая игру. Графиня поняла намек и проворно взяла в руки несколько карт.
– Принимаю. – Достав из колоды новую карту, она внимательно изучила те, что были у нее на руках. Пайп быстро вышла, резко закрыв дверь, отчего пламя свечей метнулось.
– Осторожность не повредит. – Изабелла отбросила ненужные карты и продолжила гадание. – Десятка бубен. Бубны почти всегда означают нечто приятное. Десятка, например, это путешествие или смена места жительства.
Графиня воздержалась от замечания, что она не хочет менять место жительства, а желает лишь вернуться в свой дом на Джермен-стрит.
– А завтра мы пойдем в лес навестить этих несчастных?
Леди Мердо-Мактавиш подняла руки, призывая графиню к молчанию, и прошептала:
– После ужина, нагрузив сумки, мы могли бы отлучиться. Но уйти вдвоем слишком сложно. В полночь я буду ждать вас на опушке леса, где мы сидели сегодня днем.
Не успела Изабелла передвинуть карты, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась леди Прюд. В ужасе она замерла на пороге. Потом молча подошла к столу и собрала карты.
– Сатанинские картинки! – вскричала Прюд, подбросила карты в воздух, а когда они посыпались на пол, стала топтать их. – Почему вы здесь? Почему вы здесь? Как вам не стыдно!
– А в чем дело, леди Прюд? – Изабелла вздохнула. – Я могу сидеть где пожелаю и с кем пожелаю.
– Но вы… – Леди Прюд, видимо, взяла себя в руки. – Сколько раз я предупреждала вас? Вы с вашим нечестивым занятием навлечете на нас гибель.
Изабелла начала собирать карты к себе на колени, но леди Прюд схватила сколько могла и попыталась разорвать.
– Убирайтесь! Убирайтесь отсюда, говорю я вам!
– Успокойтесь, леди Прюд. – Графиня поднялась и взяла бьющуюся в истерике женщину за руки. – Уверяю вас, здесь не происходит ничего сатанинского. Леди Мердо-Мактавиш объясняла мне исторические соответствия изображений на картах: Карл, Ланселот, Гектор и прочие.
Леди Прюд разрыдалась и, отшвырнув карты, бросилась вон из комнаты.
Графиня со смехом повернулась, но увидела, что на лице Изабеллы, уставившейся на стол, застыло выражение ужаса.
В центре стола лежала одна-единственная карта – девятка бубен.
