существенно влияет на это.
Тип ступора может осуждать весь внешний мир, чтобы оправдать свое убеждение по принципу “всё или ничего” о том, что все люди опасны. Тип бегства может использовать свое перфекционистское стремление к превосходству так, чтобы его внешний критик судил всех остальных как недостойных. Тип уступки использует ненависть к себе внутреннего критика для контроля над собой и избегания страха быть искренним и уязвимым в отношениях. Тип борьбы, как это ни парадоксально, с помощью внешнего критика контролирует других людей, чтобы не позволить им отвергнуть себя, и в то же самое время отталкивает их, чтобы не позволить им подойти слишком близко.
Представители типа борьбы также могут бросить другого человека при первых признаках того, что им нельзя управлять. Один представитель типа борьбы, с которым я работал некоторое время, рассказал мне, что был очень удручен недавним предательством. Его новая подруга настаивала: рулон туалетной бумаги следует устанавливать так, чтобы тот разматывался снизу, а не сверху. Он же настаивал на обратном, так как он к этому привык, и, когда она категорически отказалась, воспринял это как предательство и расстался с ней. Я не смог удержаться от мысли, насколько ей повезло, что он с ней расстался.
К сожалению, этот клиент не смог понять, что его проблема обусловлена эмоциональной регрессией. У него была эмоциональная регрессия к жестко контролирующей матери, которая настаивала на том, что туалетная бумага должна разматываться сверху. Она наказывала его, привив убеждение, что это универсальный закон. Перфекционизм в руках внешнего критика может стать параноидальным.
Наконец, для тех переживших травму, которым удалось существенно обуздать внешнего критика, привычным делом будет испытывать усиление его противоположности. Я испытал шокирующее разочарование, когда поздравил себя с тем, что мой внутренний критик стал тенью прежнего внешнего критика, так как вскоре после этого я заметил, как меня охватил новый, не характерный мне ранее, критический настрой по отношению к окружающим. Любопытство и возрастающая осознанность по поводу такого развития событий привели меня к тем мыслям, которыми я поделюсь в этой главе. Осознанность в отношении такого смещения ролей поможет приступить к обузданию как внешнего, так и внутреннего критиков.
Пассивная агрессия и внешний критик
Дети изначально настроены гневно реагировать на родительское насилие или неглект. За исключением представителей типа борьбы, большинство травмированных детей рано узнают, что протест против родительской несправедливости является непростительным преступлением. Как правило, они вынуждены подавлять свои протесты и жалобы. Это делает их гнев невыраженным и неосознанным. Однако этот гнев не исчезает. Он просачивается как постоянно накапливающееся море обид, которое подпитывает одержимость внешнего критика искать недостатки и видеть в каждом человеке опасность.
Рассматривая все отношения через призму заброшенности родителями, внешний критик никогда не снижает своей бдительности. Он непрестанно переносит невыраженный детский гнев на других людей и молча делает их “козлами отпущения”, сверх меры раздувая свои неизбежные разочарования. Ссылаясь на незначительные проступки окружающих в качестве своего оправдания, переживший травму испытывает эмоциональные регрессии в модальность внешнего критика, молчаливо осуждая поступки других людей.
Когда молчаливое осуждение поступков других людей превращается в привычку, она проявляется как пассивная агрессия. Распространенными примерами пассивной агрессии являются дистанцирование от чужой боли или отталкивание окружающих двусмысленными комплиментами. Другие примеры включают невнимательное выслушивание, злое подшучивание, негативную обратную связь
и оценочные суждения. Хронические опоздания и невыполнение обязательств также могут быть неосознанным проявлением пассивной агрессивности по отношению к другим людям.
Отказ принимать точку зрения критика
Внешний критик является автором программы излишней дотошной честности, которая препятствует близости. Прикрываясь псевдочестностью, внешний критик может замечать только то, что несовершенно в других людях. Находясь под заклятием перфекционизма, внешний критик уничижает другого человека подробным перечислением его вполне нормальных слабостей и недостатков. Прижатые к стене этим фактом, многие представители типа борьбы ответят так: “Я просто пытаюсь быть честным!”
Чрезмерная честность со стороны внутреннего критика принимает форму опережения. Опасаясь критики со стороны (как это было в детстве), внутренний критик может добиваться от пережившего травму самостоятельного признания всех своих недостатков. Иногда выслушать критику от себя самого кажется менее обидным, чем слышать ее от кого-то еще. В конце концов, это старые новости для вас и вашего внутреннего критика.
Я признаю аутентичность как одну из самых высших своих ценностей, но она не означает принятие перспективы моего внешнего критика о других людях или подвергание себя несправедливым нападкам моего внутреннего критика.
Как я говорил ранее, токсичный критик не является нашей подлинной частью. Мы не были рождены с ним. Его взрастили наши родители, которые смотрели на нас крайне негативным и желчным образом. Поэтому мы должны защищать своих близких от искаженных и деструктивных суждений о них. Не менее важно, чтобы мы защищали и себя от отчуждения другими людьми, полагая, будто мы настолько ущербны, что не заслуживаем того, чтобы нас любили.
Эмоциональные регрессии, в которых доминирует внешний критик
Холли, пожилая клиентка, представитель подтипа бегства-борьбы, страдала от незначительной возрастной потери памяти. Она начала сессию с такого рассказа.
“Вчера вечером я снова перечитала вашу статью о внешнем критике. Я действительно не понимала ее, когда читала три года назад, но сейчас поняла и думаю, что в моем ухудшении памяти скрывалась неожиданная польза.
Вы знаете, что я всегда обвиняю своего мужа, когда что-то не так в доме. Теперь я начинаю понимать, что это исходящий от внешнего критика процесс по принципу «всё или ничего», в котором я застряла.
Десятилетиями я обвиняю его в том, что он не кладет вещи на свои места или теряет их, но недавно я стала замечать, что сама часто не возвращаю вещи на место. Вчера вечером я готовила ужин и искала ножницы, которыми нарезаю зелень. Их не было на магнитном держателе на стене, где я всегда их привыкла видеть. Я сразу же разозлилась на мужа и злилась все больше и больше, пока безрезультатно искала их по ящикам.
Чем дольше я их искала, тем больше раздражалась и, конечно же, перечисляла в уме длинный список всех его недостатков. Моя обида быстро нарастала и достигла своего пика, когда я решила, что действительно на этот раз его брошу. Пока я продолжала собирать доказательства того, что он неряха и мое решение было верным, я вернулась к плите и нашла ножницы там, где их оставила пять минут назад. На них еще виднелись остатки шпината, который я нарезала над кастрюлей!
Какое страшное прозрение! Тем более что накануне вечером подобное случилось с зубной пастой. Я забыла, что во время одной из моих очередных перестановок положила ее в аптечку, и была убеждена, что Фрэнк переложил ее на другое место. Я начала ругать его так сильно,
