— А что, — возразил Симеон, — если какой-то шпион расскажет туркам, как все было на самом деле?
— В смысле? — спросил Боэмунд.
— Расскажет, что когда город пал, мы снова присоединились к «Армии Господа», в которой нас приняли как героев!
И снова этот холодный расчетливый взгляд Боэмунда. Гуго и Готфрид сидели, опустив плечи. Гуго прикусил губу. Похоже, он уже успел подумать о том, что сказал Симеон, и знал ответ на его вопрос.
— А кто знает, что вас приняли как героев? — спросил в ответ Готфрид. — Вы укрывались в этом доме последние три недели. Многим ли об этом известно? Никому — кроме нескольких очень надежных членов «Братства храма Гроба Господня».
Теперь Элеонора поняла, зачем ее и Симеона так долго держали взаперти. Мало кто понял, что на самом деле произошло с башнями-близнецами. Это была строго охраняемая тайна.
— Да, среди наших братьев может скрываться предатель, — заговорил Гуго. — По крайней мере, так считает граф Раймунд. Однако помните, что только присутствующие в этой комнате, а также Имогена и, возможно, Бельтран, знают всю правду о той роли, которую мы сыграли в предательстве Фируза. Это я говорю со всей уверенностью, потому что с тех пор, как пала Антиохия, и за Бельтраном, и за Имогеной все время пристально следили. — Гуго улыбнулся. — Думаю, они об этом догадываются. Более того, вы покинете Антиохию под вечер двадцать седьмого июня, а мы выступим через Мостовые ворота утром двадцать восьмого. У шпиона просто не хватит времени послать Хебоге сообщение, а у вас в качестве подтверждения будут головы предателей. Почему Хебога не поверит вам?
— Мы пойдем, — прошептала Элеонора. — Это очень опасно. Но оставаться в городе не менее опасно. Так что надо попробовать. — Она повернулась к Боэмунду. — Но если будет на то воля Божья, и мы дойдем до Иерусалима, то вы должны поклясться предоставить мне все то, о чем я попрошу. А если не вы, — Элеонора взглянула на Готфрида и Гуго, — то пусть это будете вы и граф Раймунд. — Все трое торжественно поклялись. Теодор казался удивленным. Симеон пробормотал что-то про свою свободу и стал сетовать на огромную опасность, которой они подвергались.
На этом встреча закончилась.
Через два дня Теодора провели на безлюдный участок крепостного вала возле ворот Святого Георгия. Людей Боэмунда, которые должны были нести дежурство, быстро и без объяснений увели. В одну из деревянных опор моста вонзилась стрела. В озерке света, излучаемого факелом, немедленно появился турок. Подбежав к стреле, он выдернул ее и тут же растворился во тьме.
Утром следующего дня Элеонора, Теодор и Симеон проскользнули смрадными улицами к большому парку, выходившему к Козьим воротам — очень узкой потайной двери приблизительно в шестидесяти ярдах от ворот Святого Георгия. Элеонора, потная и исполненная дурных предчувствий, несла сумки со своими скудными пожитками. Она держала ухо востро, прислушиваясь и присматриваясь ко всем и ко всему: вот собака нюхает труп, лежащий у входа в темный переулок, вот два солдата бьются за корзину с овощами и травами, а вот группа юношей и мальчиков, распухших от голода.
Они поспешили по темной аллее, ведшей через парк. Среди деревьев стояли охранники Боэмунда. Чуть дальше, в скалистой лощине, другие его люди убирали с дороги хлам и вытаскивали запорные бруски из потайных ворот. «Беглецов» ждали три уже оседланные лошади, которых стерегли Гуго и Готфрид в полной боевой амуниции. Они помогли Элеоноре взобраться в седло, прошептали нежные слова прощания и напутствий, а потом Теодор легко и непринужденно, словно ночной призрак, пришпорил своего коня. За ним последовала Элеонора, затем — Симеон. Лошади осторожно ступали между валунами по гальке на дне лощины. Взвизгнула, открываясь, узкая дверь. Какой-то офицер поманил их рукой, и они проехали сквозь потайные ворота. Теодор снова пришпорил своего коня, и все трое поскакали галопом по извилистой тропе, направляясь к узкому мосту через Оронт. И сразу же началась притворная погоня, которую возглавляли Готфрид и Гуго. Солдаты протолкались с криками сквозь ворота и бросились вслед за беглецами, размахивая обнаженными мечами. С крепостного вала лучники выпустили вслед несколько стрел, которые просвистели в опасной близости от всадников. Элеонора словно срослась с лошадью, которая неслась во весь опор, грохоча копытами и мотая головой. Воздух был пропитан сладким трупным запахом, и повсюду на земле валялись тела, а также куски доспехов и оружия.
Крики позади них стихли. Лошадь Элеоноры замедлила бег и пристроилась за лошадью Теодора, стуча подкованными копытами по доскам узкого моста; потом они выехали на скалистую местность, покрытую редкой жухлой травой. Когда они, ведомые Теодором, свернули направо и понеслись галопом вдоль берега реки, эхо, отразившись от крепостной стены, донесло до них чьи-то крики. Увидев группу турецких всадников в развевающихся накидках, которые приближались к ним, Теодор осадил коня, а когда Элеонора и Симеон тоже остановились сзади, он поднял правую руку ладонью вперед и несколько раз отрывисто прокричал, повторяя одну и туже фразу. Турки, злобно поблескивая глазами, окружили их. С боевого пояса Теодора быстро сняли меч и кинжал. Элеонора помахала рукой, разгоняя пыль, набившуюся в рот и ноздри. Послышался крик, и к ним подскакал галопом еще один турецкий офицер в синей накидке, блестящем нагруднике и стальном шлеме; он приказал своим всадникам расступиться. Напряжение было почти невыносимым. Дезертиров спасло только то, что их преследовали и что они выехали прямо на турецкие позиции. Офицер осадил коня, вытащил из своего рукава пергаментный сверток и бросил его Теодору Тот кивнул, показал на ворота и заговорил быстро и лихорадочно, часто повторяя имя Хебоги. Теодор изображал дезертира, принесшего важную весть, крайне важную для его новоиспеченных союзников. Он говорил запальчиво, будто бы знал самые главные тайны графа Раймунда и всех остальных предводителей крестоносцев. При этом Теодор похлопывал рукой по двум кожаным мешкам, крепко привязанным к луке седла. Прозвучало имя Фируза. Потом он повернулся в сторону города, харкнул и смачно плюнул. Офицер, на которого такое искреннее выражение чувств произвело, по-видимому, сильное впечатление, поверил в правдивость слов Теодора. Он прокричал что-то своим людям, и те вернули Теодору его оружие. Потом он приказал следовать за ним, и все помчались галопом по антиохийской долине, вздымая за собой тучи пыли.
Они проскакали не менее пяти миль, прежде чем встретились с патрулями из лагеря Хебоги. Всадники въехали в главный проход, ведущий к его центру. Сердце Элеоноры заныло. Армия Хебоги представляла собой настоящую азиатскую орду. Многочисленные вожди и эмиры откликнулись на призыв своего халифа и влились в ее ряды, чтобы уничтожить франкских захватчиков. Лагерь был наводнен огромными толпами пехотинцев в доспехах, тяжелыми конниками в шлемах и кольчужных камзолах; все они были вооружены копьями, пиками и ятаганами. И конечно же, повсюду можно было встретить знаменитых турецких всадников с разящими луками на проворных лошадках. Вокруг, сколько могла видеть Элеонора, простирался настоящий лес шатров и павильонов всевозможных размеров и цветов. Похоже было, что армия, находившаяся в удобной близости от реки и озер, хорошо снабжалась. У коновязи стояло огромное количество упитанных и стройных лошадей с лоснящейся шкурой. Рядом на земле тянулись ряды высоких седел, которые так любили турецкие лучники.
