целую провинцию, хоть и небольшую! — сам себе доказывал управляющий нелепость предположения смотрительницы, но червячок сомнения уже заполз в его голову. — Да, нет… Хилберт просто выбирает. Я сам слышал, как он говорил своему другу ашварси, что вскоре собирается взять сразу двоих жен: и старшую, и младшую, потому, что не может выбрать, чьё приданное лучше. Так что, не может такого быть, чтобы наш господин променял провинцию на красивые глазки.
— Он мог влюбиться… — пожала плечами Цирция.
— Ах-ха-ха! — рассмеялся управляющий. — Насмешила! Влюбился в бедную сироту?! С его-то суровым нравом? Наша Генриетта — единственная девочка, к которой он проявляет хоть какую-то нежность, и та его боится, как огня. Да, он улыбается настолько редко, будто за каждую свою улыбку золотом платит. И за юбками, наш хозяин, даже в юные года не гонялся. Так что, Цири, не такой наш глава, чтобы жениться на такой, как эта бедняжка. Он с юных лет клан держит. Скорее, просто, приметил её привлекательность и решил, что сможет с выгодой для себя пристроить девчонку.
Смотрительница ужинала, вспоминала свой разговор с управляющим и наблюдала за нежданной гостьей. Как же она не нравилась ей! Глазищами своими синими лупает во все стороны, такая трогательная, кем-то избитая, несчастная. Мужики, за столом рядом с ней, уже готовы у неё из рук есть и в защитники пойти всем поместьем.
«Ненавижу таких! Хозяин, как известно, предпочитает весёлые дома. Так, то в столице! А здесь их нет! Приедет, в очередной раз, сестрицу свою наведать, а тут эта юная соблазнительница! Хитрая лиса подляжет к нему, чтобы хорошенько согреть ему постель. Такую, как она, Хилберт вполне может захотеть. А не он, так Карлвиг… И заграбастает это лупатое отродье мою должность!» — такие мысли проносились в голове смотрительницы, пока она сердито расправлялась с куском мяса, как с личным врагом. — «Надо что-то делать».
В общую столовую вошёл управляющий Карлвиг.
— А что ты тут делаешь? — удивился он, глядя на Филиппу.
Она растерянно посмотрела в свою тарелку, потом на мужчину.
— Твоё место за господским столом, рядом с сестрой господина, Генриеттой, и её воспитательницей, Камиллой, — строго сказал управляющий. — Хозяин ясно написал: «Пусть Камилла занимается обеими». Так что, до следующих распоряжений хозяина, где госпожа Камилла с молодой хозяйкой, там и ты. Понятно?
Филиппа только кивнула, и, с сожалением посмотрев на приятную мужскую компанию рядом с собой за общим столом, где-то, очень даже привычную, но неожиданно приятно угодливую, и, взяв в руки свою тарелку с остатками ужина, направилась туда, где сидели господа, точнее, две госпожи: сестра аштуга и её воспитательница.
— Что ты здесь делаешь? — воскликнула Генриетта, когда Филиппа, в сопровождении управляющего, вошла и, по его знаку, нерешительно села за стол.
— Госпожа Генриетта, эта девушка — Ваша дальняя родственница и подопечная господина Хилберта. Её зовут Филиппа, — чуть склонил голову управляющий, обращаясь к сестре Хилберта, потом повернулся к воспитательнице. — Госпожа Камилла, перед Вами — та самая, вторая воспитанница, которую хозяин поручил Вашим заботам. У них с госпожой Генриеттой должны быть одинаковые занятия.
Филиппа неуверенно улыбалась, когда её представляли, но ответной улыбки не получила. Генриетта молча продолжила есть, словно рядом с ней пустое место. А Камилла смотрела на девушку растерянно, соображая, какая новая напасть свалилась на её голову. Сестра аштуга была норовиста, плохо слушалась и постоянно строила какие-нибудь козни своей воспитательнице. Если теперь эти девицы будут пакостить вдвоём, Камилле впору за голову хвататься и бежать из поместья куда глаза глядят!
Однако, старательно сохраняя на лице внешнюю невозмутимость, своих страхов воспитательница никому не показала.
— Ты неправильно держишь ложку, — строго сказала она Филиппе, понаблюдав, как девушка ест некоторое время, и показала взглядом на свои пальцы, удерживающие прибор, — нужно вот так. Булочку положи на пирожковую тарелочку. Вон она, слева от твоей основной тарелки. Эта маленькая тарелочка специально предназначена для хлеба и булочек. Теперь отламывай от неё небольшие кусочки пальцами левой руки и отправляй в рот.
Филиппа послушно выполняла все указания и продолжала кушать, но аппетит напрочь пропал.
«Так вот почему все знатные девушки такие стройные. Они, когда едят, постоянно о всяких правилах думают. Как же хорошо было за общим столом!» — думала она, пытаясь правильно удерживать пальцы на ложке и с ужасом косясь на ряд вилочек на салфетке. — «Интересно, а можно сказать, что я уже наелась и уйти?»
После долгого тягостного ужина под надзором придирчивой Камиллы, к счастью, Филиппу отпустили отдыхать. Девушка с нескрываемым облегчением вежливо попрощалась со всеми и поспешно ушла к себе уже знакомой дорогой. В своей комнате она сразу разделась и с довольным вздохом легла в чистую мягкую постель.
Филиппа чувствовала сильную слабость и разбитость, несмотря на то, что днём проспала почти всё время до ужина, после того, как они с Фредериком добрались до поместья. Однако, тот дневной сон был больше похож на потерю сознания от безмерной усталости. Всё же дорога далась Филиппе нелегко. Укладываясь поудобнее, она подумала о Фреде. Интересно, он уже добрался до приграничной крепости? Девушка знала, что и Прынц тоже сильно устал.
Сегодня утром, в степи, после того, как кони Хилберта и Фредерика разъехались в разные стороны, унося на своих спинах усталых седоков, девушка не сразу заговорила с принцем.
Филиппа даже не заметила, что они с Фредом всё время ехали молча, пока она немного пришла в себя и отошла от волнения после разговора и прощания с самим аштугом. Осенняя степь тоже была тиха, лишь ровно гудел в ушах вездесущий ветер.
— Ты предатель! — чуть повернув голову, прошипела девушка парню за спиной.
— Почему это? — она не видела Прынца, но хорошо расслышала в его тоне самое искреннее удивление.
— Ты же обещал, что не выдашь меня, а сам рассказал аштугу, что я девушка! — обвиняюще прокричала она и собиралась продолжить возмущаться, но Прынц грубо оборвал её.
— И что?! После того, как тебя столкнули с обрыва, дальше мне нужно было бы спокойно смотреть, как в один прекрасный момент аштуг отправляет девчонку в мясорубку? Нет уж! Уволь. Нечего тебе, милая, на войне делать.
Принц тоже, в сердцах, говорил повышенным тоном, но степь словно проглотила их крики.
И снова только ветер в ушах…Они долго ехали молча.
Высоко в небе пролетела большая стая птиц. Их печальные крики странно успокоили душу Филиппы. Жгучая обида на Прынца неожиданно исчезла без следа, словно птицы, улетая в необозримую даль, унесли её с собой. «Он хотел, как лучше. Не казнили же меня!» — подумалось
