вечером ее медсестра сказала мне, что она только поковырялась в своем ужине, а обед съела лишь потому, что ее покормила Кэтрин.
Я знал, что Кэтрин волнуется. Она подумывала прогулять йогу, но я убедил ее пойти. Я напомнил ей, что осталось всего два занятия, после чего она сможет присоединяться к нам каждый вторник. Я знал, что буду скучать по времени, проведенному с Пенни наедине, но через месяц йога должна была начаться снова, так что все вернулось бы на круги своя. Больше всего я любил ту часть вечера, когда Пенни рассказывала мне истории о Кэтрин. Их было так много, что некоторые из них позабыла даже сама Кэтрин. В них часто встречались смешные и неловкие моменты, заставлявшие меня улыбаться.
Я сел рядом с Пенни и с улыбкой открыл коробку из-под пиццы.
– Вуаля!
Когда я обнаружил, что пицца, как и чизбургеры, является ее любимой едой, я начал приносить ее регулярно. В интернате не возражали, и я следил за тем, чтобы и персоналу всегда оставалось, чем полакомиться. Однажды я принес столько пиццы, чтобы хватило всем резидентам. В тот день я стал героем.
Однако сегодняшняя пицца предназначалась только Пенни. Она взяла кусочек, но даже не попыталась его съесть, и я со вздохом убрал его обратно в коробку. Я обхватил рукой ее хрупкое запястье и погладил нежную ладонь.
– Пенни, в чем дело? Что случилось?
Она глубоко выдохнула и затихла.
– Я устала.
– Хочешь, я позову Конни? Она подготовит тебя ко сну. – Сегодня вечером Тами не было, но Конни ей тоже нравилась.
– Нет. Я не хочу ложиться спать.
– Не понимаю.
Она отдернула руку и устало провела ею по лицу.
– Я устала от всего этого.
– От комнаты? – Если она хотела другую, я был готов ее ей предоставить.
– От того, что я здесь. От этой… жизни, если ее можно так назвать.
Я никогда не слышал от нее подобных речей.
– Пенни…
Она схватила мою руку.
– Я многое забываю, Ричард. Время идет, и я не знаю, тот ли это день, что был мгновение назад. Кэти приходит в гости, а я не помню, была ли она здесь несколько часов, несколько дней назад или просто выходила на минутку в коридор. Бывают дни, когда я не узнаю никого и ничего, и мне страшно. Я знаю, что бывают дни, когда я не узнаю ее. – Ее голос дрожал, глаза блестели от слез. – И я все чаще не помню, кто я.
– Она почти всегда здесь. Она навещает тебя каждый день, и даже если ты забудешь ее, она не забудет тебя. Она останется и будет сидеть рядом с тобой.
– Я для нее обуза.
– Нет, – настаивал я. – Ты ей не в тягость. Она тебя любит.
– Ты на меня обижен.
– Что? Нет. Вовсе нет. Я люблю проводить время с тобой. Теперь ты часть моей семьи, Пенни. Стала ею, когда я женился на Кэтрин. – Когда эти слова сорвались с моих губ, я почувствовал, что говорю правду.
– Она должна заниматься другими делами, путешествовать, рожать детей, заводить друзей, а не нянчиться со старухой.
– Зачем ты так говоришь? Ты знаешь, что Кэтрин все для тебя сделает. И я бы сделал. – Я поднял ее руку и поцеловал. – Пожалуйста, Пенни, если она услышит, как ты…
– Я скучаю по Берту.
– Знаю, – успокоил ее я. – Вы так долго были женаты. Естественно, ты по нему скучаешь.
– Сорок лет. Мы не были богаты, зато любили друг друга. – Она мягко улыбнулась. – Мне нравилось смотреть, как он готовит. Он был шеф-поваром – ты об этом знал?
– Да, ты рассказывала.
– Я работала учительницей. У нас была хорошая жизнь. Когда он умер, я не знала, как жить дальше. Но потом я нашла Кэти. Она стала моим смыслом.
– Она в тебе нуждалась.
– Она во мне больше не нуждается.
– Ошибаешься. Ты ей нужна.
– Ты о ней позаботишься?
– Не надо. Не сдавайся, Пенни. Кэтрин – она будет опустошена.
Пенни закрыла глаза и ссутулилась.
– Я так устала.
Я запаниковал, когда догадался, что она имела в виду не желание лечь спать. Она устала от жизни и от того, что оказалась заперта в теле, которое плохо функционировало, с разумом, который все больше забывал и все чаще что-то путал.
Я наклонился к ней и понизил голос:
– Я о ней позабочусь. Обещаю. Она ни в чем не будет нуждаться. – Я мог ей это пообещать. Я позабочусь о том, чтобы с Кэтрин все было в порядке. – Не сдавайся. Ты ей нужна.
Она открыла глаза и скользнула взглядом мимо меня.
– Дашь мне вон ту фотографию?
Я повернулся и протянул ей фотографию, на которую она указала. Когда мы уладили вопрос с нашей женитьбой, Кэтрин принесла ей нашу свадебную фотографию, и одну фотографию, которую Тами сделала, когда мы были у Пенни в гостях. Кэтрин держала ее за руку, Пенни щипала ее за нос и смеялась, а я сидел рядом и улыбался. Мы выглядели как семья.
Она рассмотрела наши лица.
– Она была моей жизнью после ухода Берта.
– Знаю.
– Я чувствовала, что она станет такой – умной, любящей, сильной.
– Согласен. И красивой. И сильной. Во многом это твоя заслуга, Пенни.
Услышав это, она улыбнулась. Эта была ее первая настоящая улыбка за вечер. Она похлопала меня по щеке.
– Ты хороший мальчик.
Я горько усмехнулся. Никто никогда мне такого не говорил.
– С возрастом, Ричард, ты понимаешь, что жизнь состоит из мгновений. Из самых разных мгновений. Грустных, приятных и великих. Они составляют гобелен, который и есть твоя жизнь. Запоминай их все, особенно самые значимые. Благодаря им легче переживать остальные.
Я накрыл ее ладонь своей.
– Останься, – взмолился я. – Ради нее. Подари ей больше замечательных моментов, Пенни.
– Хочу спать. – Она вздохнула и кивнула.
Я поцеловал ее руку.
– Я позову Конни.
Она поймала мой взгляд, и в ее глазах мелькнула яростная решимость.
– Любовь, Ричард. Убедись, что окружил ее любовью.
Мне оставалось только кивнуть. Она ущипнула меня за нос. Так она делала с Кэтрин… Это был ее способ сказать: «Я люблю тебя».
Я шел по коридору за Конни, и глаза щипало от слез.
* * *
На деревянном столе завибрировал телефон, и я едва не улыбнулся, увидев на экране номер. «Золотые дубы». Мне стало интересно, о чем Пенни сейчас просит Тами. После того тревожного вечера на прошлой неделе она каждый день требовала чего-нибудь новенького, и я заботился о том, чтобы она это получала. Кэтрин я о нашем
