Сверчок обернулся и… оторопел. В домик входил Захар Петрович Степаненко. Словно ограждая себя от ненужных вопросов, старый казак сначала насупился, затем лицо его неожиданно расплылось в улыбке:
— Здорово, унучок! Вернулся? Опосля погутарим, — хлопнул он юношу по плечу.
Коля не видел старика несколько месяцев, и сейчас ему стоило немалых усилий не броситься в его объятия.
Кивнув остальным, словно только недавно виделись, дед Захар поспешил в дальний угол помещения, где из камней и глины была сложена печь.
Оторвавшись от окошка, старшина Андрусенко подошел к полицаю, протянул для приветствия руку:
— Ну, давай знакомиться, что ли? Меня все Циркачом кличут!
— Онисим, — представился полицай. — Загорулько.
— А дружка твоего как величают?
— Брательник мой, двоюродный, на Зосима Рублёного откликается, — ответил Онисим.
— Это что, фамилия у него такая? Или в детстве чего важного лишился? — пошутил Кнутов.
Старшина бросил на него осуждающий взгляд и снова повернулся к Загорулько:
— Вы как здесь?
— Как и вы, — развел руками Онисим. — Ховаемся от НКВД. Народ сказывает, коммуняки охоту объявили на нашего брата. Пачками вешают прямо на площадях.
— Мы не прячемся, мы боремся, — насупился Циркач.
— Хлопцы, кончай разговоры баить! — решительно прервал их дед Захар. — Зараз я вас угощать буду. Хтось знае, может, в последний раз горячего откушаемо. Сыны Дзержинского — тот ишо народец. От них сбежать не каждому дано. Помню, году в двадцать третьем то было…
И пока Захар Петрович, вернувшись к начатому еще вчера при появлении полицаев рассказу о своих жизненных скитаниях, отвлекал полицая, Циркач знаком показал Григорию Никишаеву, чтобы вышел за ним во двор.
Оставив позади покосившийся домишко из замшелых бревен, Андрусенко обошел такой же ветхий нужник и остановился у старого, покрытого толстым слоем мха, струхлевшего от времени и вечной сырости высокого пня. Еще раз, тщательно осмотревшись и не обнаружив поблизости Зосима Рублёного, он быстро вложил в руку радиста сложенный вдвое листок с текстом.
— Гриша, приказано срочно передать в Центр! Где рация?
— Здесь, неподалеку, — прошептал Никишаев. — В зарослях прячу.
— Отправь это немедленно! Я прослежу за полицаями. Кто такие? — поинтересовался старшина.
— Точно не могу знать, — пожал плечами Григорий. — Утверждают, что из местных. Свалились на нас вчера под самый вечер. Кажется, подбирают место для зимовки. Рублёный, ну, тот, что первым вас встретил, вроде как охотился раньше в этих местах. Говорит, барсучий жир заготавливал.
— Их только двое?
Никишаев отрицательно покачал головой:
— Если не врут — целое отделение.
Несколько минут спустя в Москву полетело донесение: «Лесоруб доставлен бригаду тчк Заготовитель тчк».
Дождавшись возвращения Андрусенко, Захар Петрович стал приглашать всех к столу:
— Сидайте, хлопцы! Зараз завтрекать будем. А куда Григорий подевался?
Заняв место за столом напротив входа — так было удобнее контролировать всех входящих и выходящих, — Циркач громко хмыкнул:
— В отхожем месте думу думает! На живот жалуется. Чем-то ты его накормил, старый, уж не мухоморами ли?
По напряженному лицу старшины дед Захар догадался, каким важным делом сейчас мог быть занят их молодой радист.
— От бисова душа! Верно, барсучьего жира переив, — подыграл он. — Жир тот, доложу я, первейшее средство от многих хворей! Тильки меру треба знати. Гришка, видно, с жадности своей много скушал, вот и мучается. Ну, нехай прочистится. Худа от того не будет. Слышь, Онисим, — он повернулся к полицаю, все так же обнимавшему винтовку, — кликай свово брательника, хай тоже поист. Я вас супчиком из барсука кормлевать буду.
Звать Рублёного не пришлось. Дверь почти тотчас распахнулась, словно он все это время находился за ней. Повесив в прихожей на гвоздь винтовку, полицай, ни на кого не глядя, прошел к столику, плюхнулся на табурет и зарылся грязной пятерней в нечесаную бороду. Обведя внимательным взглядом разведчиков, Зосим всем своим тщедушным телом повернулся к старику.
— Слышь-ка, Захар Петрович, про себя с Григорием ты нам вчера все рассказал, кто вы да что. А как насчет твоих друзей? — Взгляд его больших черных глаз упал на Циркача. — Вы откуда будете, господа-товарищи?
Сидевший наискосок от него Сергей Кнутов огрызнулся:
— Выхухоль тебе товарищ!
Зашаркав за дверью сапогами, в комнатку вошел Григорий и сел рядом со Сверчком.
Сузив глаза, Циркач повел могучим плечом в сторону Зосима:
— А ты с какой целью интересуешься? Уж не засланный ли этими самыми энкавэдэшниками?
Рублёный ощерился:
— Не-а, у нас с ними разные пути-дорожки.
— Мы из взвода вицефельдфебеля Кондрата Матюшина. Знаешь такого? — «смягчился» Андрусенко.
Зосим отрицательно покачал головой.
— Что про себя расскажете? — продолжая недобро глядеть на полицая, поинтересовался в свою очередь Сергей Кнутов. — Что за птицы такие? Где при немцах гнездовались?
Зосим не торопился с ответом. Неспешно достав из внутреннего кармана шинели стальную ложку, он тщательно обтер ее о рукав, затем облизал со всех сторон и окунул в поставленную перед ним старым казаком миску. Только после этого с усмешкой проронил:
— Ты, случаем, не из сидельцев будешь? Язык у тебя характерный. Видал я таких.
Кнут на мгновение задумался, соображая, хорошо это, что его приняли за бывшего зека, или плохо. В воздухе повисло гнетущее напряжение, разрядить которое решился Онисим Загорулько. Громко кашлянув, полицай отложил винтовку в сторону, достал из кармана вырезанную из липы ложку:
— Та чего рассказывать? Взвод наш в этом районе квартировался. Теперь, стало быть, драпаем, — честно признался он. — Осталось нас всего ничего. Кто сбежал, а кого и схоронили. Многих поубивало. — Бывший ефрейтор полиции опустил долу полные тоски глаза. — Чую, скоро и мы в землицу ляжем.
— Не ляжем, если к морю пойдем! К Балтике пробираться надо, — буркнул Зосим, выхватывая из коричневой жижи кусочки мяса. — Слыхал я, что тамошние рыбаки схоронить могут.
— А я слышал, что Советы не всех расстреливают, кто немцам служил, — проронил молчавший до этого Черенков. — Тех, кто кровью не запачкан, вроде даже домой отпускают.
— Брехня, — со смертельной тоской в голосе заявил Загорулько. — Да и нет среди нас чистых. Знали фрицы, что делали, когда в полицию загоняли. Много мы народу положили, кто за советскую власть ратовал.
— Только не говори, что немцы тебя силой в полицейские толкали, — Кнутов поправил на поясе штык-нож. С каким бы удовольствием он сейчас воспользовался им по назначению! — Я, к примеру, сам к ним пришел.
— Платили они за службу хорошо, вот ты, Онисим, и подался, — хмыкнул Зосим, обжигая губы горячим варевом. — Опять же, ружье дали, власть какую-никакую! С ружьишком ты фигурой стал. Почти что Бог. Чего хотел, то и брал. Скажешь, не так?
— Так, так, — согласно закивал головой Загорулько. — И ты замазан по уши. Оттого теперь и прячемся вместе по лесам да болотам…
Ефрейтор Черенков до смерти
