сегодня вестник севера злится. Как будто Паан, отец всех ветров, всюду веющий, все знающий, шепнул ему нечто недоброе. Да чего ж хорошего, когда кто-то вновь обижает крылатых созданий, любимцев Хтин-Ре, старшей дочери Паана? И даже рвущееся кружево мироздания ничему не учит тех, у кого недоброе сердце, не отвращает их от нового зла…
Невысокая хрупкая сильфида с длинными волосами, прямыми и серебристыми, стоит сейчас на вершине самой высокой башни, смотрит прямо перед собой. Разошедшийся ветер принес не только холод, но и гнев, и тревогу. Крылья женщины трепещут. Она приподнимает руку ладонью вверх, прося ветер успокоиться, но тот продолжает метаться. Как бы не обессилил совсем…
— Вы испытываете нас, Паан и Шенгар, прародители всего сущего, — прошептала сновидящая Стелла. — И не даете ответа…
Но именно в этот миг ее услышали. Сильфида словно заснула на мгновения — да так оно и было! Ветер подхватил ее в могучие объятья, не давая упасть. А когда женщина очнулась от вещего сна, по ее щекам потекли слезы…
Стелла молча раскинула казавшиеся хрустальными крылья. Сделав над башней круг, слетела вниз, под окна просторного терема. Здесь, в саду, где зеленели морозостойкие растения, ее ждали трое.
Сильф по имени Аквилан… нежные черты лица, яркие глаза, роскошные светлые локоны… Кайми и Альмарис удивительно похожи на отца. Белые крылья Аквилана — густого молочного оттенка. Густые пепельные волосы свободно ниспадают на плечи. На сильфе длинное легкое одеяние поверх рубашки с воздушными рукавами. С первого взгляда Аквилан мог бы показаться юным, но присмотревшись, внимательный наблюдатель понял бы, что не так уж он и молод. Печальный и задумчивый, сильф сидел на большом холодном камне и держал в пальцах жесткий стебель вьющегося темно-зеленого растения.
Мальвийский принц Дин-Ри, слишком яркий, слишком солнечный для этого края, старался не ежиться от холода. С северным ветром ему было не по пути. Поэтому он не сидел, а мерял шагами небольшой сад, чтобы поскорее согреться.
Дин первым прилетел сюда на Гардаре. Предупредил, что за ним следует черный дракон, и что этот устрашающий зверь — не враг, а друг.
— Хорошо, — радушно отозвались Аквилан и Стелла. — Твой друг, Всадник, будет нашим гостем. Мы не испугается его. Мы ему рады.
Если б только они знали, что поведает им высокий черноволосый юноша, в которого превратился большой суровый дракон!
У сына вырвали крыло… Дочь исчезла без следа.
В ту минуту мать Альмарис не заплакала, оставила слезы на потом. Она ушла в свою комнату и, огромным усилием воли уняв волнение, заставила себя погрузиться в сон. Сон пришел, но он не был вещим. Стелла ничего не увидела.
Оставалось одно средство — спросить ветер. Если он заметил хоть что-то, разве откажет в помощи страдающей матери? А если сам не знает — не расспросит ли другие ветра?
Сильфида поднялась на башню и долго призывала его — ветер-странник с ледяных гор. И он прилетел, окутал собой Высокие холмы. Ветер был гневен, но злился не на сильфов, а на их врагов. Он готов был показать все, что знает, проникнув в сон волшебницы… И Хтин-Ре на короткий миг даровала Стелле этот сон.
А потом крылатая женщина слетела вниз и опустилась на камень рядом с мужем. Тиан и Дин подошли ближе.
— Что с Альмарис? — тихо спросил дракон. Его волнение отражалось в глазах — больших, темных, бездонных.
Аквилан выпустил растение из рук.
— Она жива, — отозвалась сильфида голосом столь же прохладным и чистым, как и ее волосы и перья.
Лица трех мужчин озарились радостью.
— Да, — снова заговорила Стелла, — но увидела я не Альмарис, а багровую землю и бурые горы. Я не знаю, что происходит с дочерью… что-то странное. Она в беде. И эта земля…
— Багряный остров, — прошептал Аквилан.
— Земля пепельных альвов? — переспросил снова помрачневший дракон. — Тогда все сходится.
Стелла встала и подставила ладони ветру. Здесь, в месте, защищенном стеной большого дома, он уже не казался таким опасным и диким.
— Ты любишь мою дочь, дракон? — мягко спросила она.
Тиан вскинул голову, но ничего не ответил. Впрочем, ярко заблестевшие глаза все сказали за него.
По бледно-розовым губам женщины скользнула ободряющая улыбка…
— Видение багровой земли заслонило черное крыло. Твое крыло, юноша. Я чувствую то, чего ты не хочешь произнести вслух. В твоих глазах я вижу упорство, жажду риска… и надежду.
— Мы найдем Альмарис, — вступил в разговор Дин. — Найдем и спасем. С нами еще Кирито, Шаджин, Гардар… У нас все получится. Главное, что девушка жива.
— Благодарю вас, друзья! — горячо произнес Аквилан. — Спасибо от сердца за сына. Бедный мой мальчик… И за Альмарис… Благородный дракон, если ты вернешь ее, и если она будет согласна…
— Всему свое время, — прервала мужа Стелла. — Любовь моя, пожалуйста, распорядись, чтобы наших гостей как можно лучше устроили на ночлег. И возвращайся ко мне — помолимся за наших детей. Сердце болит… Каково им сейчас? Как бы я хотела увидеть их обоих…
Глава 4
Узоры судьбы
Остаток дня Альмарис провела как во сне. И вскочила, когда в лаборатории снова появился Валерн. Он застал ее врасплох, растерянную, с трудом владеющую собой. И произнес с торжеством:
— Сильф не умер. Хотя у него проявились симптомы отравления. Что ж, решено. Я дам твое лекарство Илейну. Должно сработать… А ты пока возвращайся в свою хижину.
Наконец-то девушку захлестнула радость. У нее получилось… Она это сделала!
Ночью она впервые спала спокойно. А утром в ее маленький древесный домик собственной персоной заявился король. И начал с того, что властно притянул сильфиду к себе, безжалостно сминая крылья.
— Молодец, девочка, — произнес он почти нараспев. — Лекарство помогло Илейну. Теперь-то уже точно можно говорить о том, что мальчишка поправится. И, если ты помнишь, я обещал тебе награду…
С этими словами король впился наглым поцелуем в губы сильфиды, больно покусывая их. Его рука властно скользнула под ее короткое платье — собственную одежду Альмарис, в которую та переодевалась, возвращаясь из лаборатории.
Девушка затрепыхалась в руках Валерна, но он держал ее крепко, хотя и понимал, что она не чувствует к нему ничего, кроме отвращения. Его настойчивые пальцы уже добрались под тканью до упругой девичьей груди, и по телу Альмарис прокатила волна стыда и гнева. И
