не буду более верить этому трактиру. Да это не трактир, а кабак!.. И еще самый негодный.
Тут кротость и смирение Неотаки превратились в бешенство. Глаза его засверкали.
– Не брать ни копейки с майора по этому счету!.. – сказал он, обращаясь к буфетчику, – и вперед ничего не отпускать, ни за деньги, ни без денег, а я подам жалобу, что опозорили мое полезное заведение именем кабака!
– Подавай, брат! – отвечал майор Лев. – Если не хочешь брать с меня денег – спасибо; я, пожалуй, доставлю тебе много благодарных; расскажу всем, что ты не берешь денег с тех, кто называет твою гостиницу кабаком; будь уверен, много найдется охотников…
– Воля ваша!.. Но, кажется, майору неприлично ходить в кабак! – возразил Неотаки, надувшись.
– Майор знает, что ему прилично; не тебе дураку учить его.
После этого забавного объяснения майор Лев и Александр пошли в залу, где присоединился к ним бильярдный герой. Тут сидел полупьяный Забулдыгин, окруженный закупоренными бутылками шампанского. Потчуя товарищей игры, он приговаривал: «Не жмитесь, господа! Пейте просто, ведь на ваши же деньги я вас потчую!»
Увидев вошедших, закричал он:
– А, бильярдный герой! Здравствуй! Как давно мы не видались! Ну, поцелуемся!
– Во-первых… – отвечал очень сухо герой, – мы не довольно дружны, чтобы целоваться; к тому же вы не хорошенькая девушка. Во-вторых, кажется, вы несколько дней не умывались, поэтому можете судить, как это неприятно!
– Точно, я давно не мылся, – возразил Забулдыгин, – но за что же сердиться? В сущности я самый добрый малый и всем товарищ, если не по пансиону и службе, так верно по аптеке.
– Подсядемте к ним! – сказал вполголоса майор Лев своим собеседникам, – это, должно быть, чудак, а я смерть таких люблю!
– Пожалуй! – отвечал Александр. – Только предупреждаю вас, господа, что мы будем среди ужасной сволочи.
Не успели они сесть, как Забулдыгин встал с места и, поставив перед каждым из них по бутылке шампанского, сказал:
– Прошу пить за здоровье всех нас… Это вино куплено на деньги вот этих господ!
Все трое в один голос отказались, уверяя, что не пьют шампанского. Товарищи Забулдыгина убедительно упрашивали их сделать честь вину, давая понять, что у них есть на то свои виды, но просьбы остались тщетными. Пришедшие встали. Один из присутствующих, отозвав в сторону бильярдного героя, молвил:
– Сделайте одолжение! Когда мы кончим обедать, начните играть в бильярд с Забулдыгиным… Он теперь пьян и проиграет, а нам нужно возвратить деньги, выигранные им у нас наверняка.
– За кого вы меня принимаете, – возразил герой с негодованием, – что делаете подобное предложение? Стану ли я играть с таким развратником! Знаете ли, я почти готов предупредить его о ваших замыслах.
– Ах! Сделайте милость, предупредите, тогда из самолюбия он станет играть и в закладах спустит нам наши деньги.
Потом, обращаясь к Забулдыгину, он сказал:
– Посмотри, до чего ты напился, вот господин офицер не хочет с тобою играть в бильярд, уверяя, что это разорит тебя наверное.
– Пускай попробует! Я докажу ему, что пьяный я стою его трезвого.
В это время вошел какой-то офицер. Его уговорили играть с Забулдыгиным. Поспорив об искусстве, последний предложил тысячу рублей за партию; офицер, притворяясь, будто удивляется, спросил:
– А где же деньги?
– Вот они, в кармане, – отвечал Забулдыгин с самодовольством, вынимая маленький портфель, полный ассигнаций, и вязаный кошелек, набитый червонцами.
Они стали играть по сто рублей за партию.
Все вошли в бильярдную смотреть на игроков. Забулдыгин, едва держась на ногах, не попадал в шары. Армейские офицеры, бывшие в накладе от игры с ним, подстрекали его разными насмешками и бились с ним об заклад, что он проиграет. Заклады увеличивались более и более. Наконец офицер, который за других держал заклад, не захотел продолжать и спросил выигранные деньги. Забулдыгин, облокотясь о бильярд, начал расплачиваться. Закладчики торжествовали, несмотря на восклицания пьяного игрока, который сопровождал пуки ассигнаций словами:
– Бароны! Фоны! Напоили и обыграли… Молодцы! Не люблю тех, которые, проигрывая, не платят долгов! В это мгновение подошел молодой гусарский офицер со всеми приемами истинного немца.
– Вам сколько угодно? – спросил Забулдыгин.
– С чего вы взяли, что я хочу ваших денег? – отвечал презрительно офицер дурным русским языком.
– Да ваши земляки обобрали меня совершенно по-жидовски.
– Послушай, негодяй!.. – воскликнул молодой офицер вне себя, замахиваясь рукою.
– Ха, ха, ха! Не горячись, пожалуйста, mein junger Неrr [108]! – отвечал Забулдыгин. – Если хочешь дать пощечину… вот тебе моя щека: мне к этому не привыкать!.. А как начну сам по вас, господа, козырять!.. Хоть, быть может, многим это и не в диковинку, да не достанет духа сознаться; и верно, здесь испытать не хочется этого теперь.
– Молчи, негодяй!.. – воскликнуло несколько голосов, – не то заставим тебя прикусить язык.
– Кто эти храбрецы?.. Пускай подходят!.. Хотят они стреляться?.. Готов, и это не будет мне впервые! Что же? Не идете!.. Ха, ха, ха!
Неотаки подошел к Забулдыгину и сказал, что кто-то ждет его в буфете. Шатаясь, он вышел. Двери за ним затворились, и никто более его не видал. Немного погодя содержатель гостиницы возвратился в смущении из буфета.
– Что, брат! Не кабачное это происшествие? – спросил майор Лев, смеясь.
– Сделайте милость, оставьте! – отвечал трактирщик, – мне так совестно пред всеми… этого более не случится.
– А что ты сделаешь? – спросил майор. – Как ты ему запретишь войти сюда?
– Помилуйте! Да это бесчинство!.. – отвечал Неотаки. – Только комендант проснется, я тотчас пойду просить избавить меня от этого срамника, нет сомнения, что его вышлют из города… ведь это соблазн и разврат!
– А комендант спит после обеда? Ну, так в полной форме комендант! – заметил один из присутствующих.
Мало-помалу все разошлись, чтобы опять вечером собраться на партию.
Таким образом молодежь проводит время весною в главном кавказском городе. Не весело, но все-таки не так скучно, как бы могло быть. Братья Пустогородовы прожили таким образом недели три; наконец назначен был день выезда на воды. Николаша ознакомился со всеми и вообще понравился, потому что пометывал у себя в комнате, то банк, то штос, и постоянно выигрывал. Оттого проигрывающие ухаживали за ним, не придерживаясь мудрой пословицы: «Играй, да не отыгрывайся!» Александр не участвовал в игре и вел самую скромную жизнь. Между тем Николаша, чтобы не мешать брату, как скоро очистился номер на Савельевской галерее, перешел туда и проводил целые ночи за игрою. Накануне отъезда братья, отобедав в зале, сидели в столовой у окошка, между двумя ломберными столами, прислоненными к простенкам, на которых висели два зеркала. Около них было несколько офицеров, занятых
