– ей не мешать. Вы же никуда не спешите?
Спустя пять минут Вера вернулась, посадила Лизу в манеж, стоящий в углу гостиной, достала откуда-то коробку с игрушками, которыми немедленно занялся Женька, и села к столу. И за столом на минуту воцарилось молчание.
– Вот и познакомились наконец, – не очень уверенно нарушил тишину Петр Сергеевич, – и внуков увидели…
– Надеюсь, что еще не раз увидите, – улыбнулась Вера, – а может быть, и вообще сюда насовсем переберетесь. Насколько я понимаю, вам, Петр Сергеевич, скоро на пенсию уже?
– Может и переберемся, – ответила за мужа свекровь, – но вряд ли скоро. С работы нас никто вроде не гонит, а работы у нас много.
– А людей, специалистов, не хватает, – продолжил свекор, – так что пока уж так, будем в гости иногда заезжать. Сейчас на самолете-то быстро к вам добираться, не так, как в старые времена…
– Они боятся, что вы их с внуками сидеть попросите, – хихикнула Светка, – мы это уже проходили. Но нам-то просто, у нас теперь такой детсад выстроили! И совсем рядом с домом – а у вас тут, гляжу, поблизости ничего такого нет.
– Детский сад есть, он через два дома от нас. Но мы пока без детсада обойдемся, а потом, думаю, просто в Лианозово переберемся. Там и воздух посвежее, и трава позеленее. Конечно, в ту квартиру рояль уже не поставить, но скрипки я туда с собой точно возьму. А захочу на рояле поиграть – сюда приеду… или пианино куплю туда. Ямаху: японцы, конечно, нацисты в основном, но фортепиано они делает лучше всех в мире. То есть самые хорошие инструменты у них очень дорогие, но уж лучше покупать что получше…
– Вера, а почему ты себе в Лианозово дом не выстроишь? Квартирка-то там у тебя вообще крошечная, три всего комнаты…
– Свет, ты там у себя Тугнуйске совесть совсем потеряла? – остро отреагировала на вопрос дочери Мария Николаевна. – Раз муж твой там директором завода, то это не значит…
– Не значит. Но уж Вера-то может себе позволить дом уютный выстроить! А то ей рояль поставить негде…
– А вы на пианино играете? И на скрипке? Я в молодости на скрипке любил с приятелями сыграть, но сейчас… руки уже не те. Да и скрипку хорошую где купить?
– Ты скажи, какую нужно, я тебе привезу, – ответила отцу Света. – У нас скрипки очень хорошие делают… ну, я так думаю. Кстати, Вер, я и приехала в Москву из-за скрипок: у нас поставка была пятьсот штук, а какой-то товарищ по фамилии Витачек все их забраковал, написал, что не позволит страну дерьмовыми скрипками наводнять. Ты случайно не знаешь, что это за хмырь такой?
– Случайно знаю, и он не хмырь, а скрипичный мастер. Очень, между прочим, хороший – а вот почему он ваши скрипки забраковал, непонятно. Но завтра у меня день почти весь свободный, я этим вопросом займусь.
– Вер, я сама разберусь…
– Не разберешься. Ты всего лишь технолог…
– Главный технолог!
– Это ты там главный, а здесь ты к Витачеку даже подойти близко не сможешь. Так что разбираться придется мне, и я убеждена, что тут какое-то недоразумение просто. Какие скрипки-то вы сюда отправили?
– Двести половинок и триста на три четверти…
– Тем более странно, ведь половинки ваши куда как лучше одесских дров и даже лучше дров московских… значит так, ты с родителями занимайся, покажи им Москву, а я завтра с Витачеком разберусь. А сейчас… через десять минут примерно кино новое по телевизору показывать будут. Вить, покажи пока родителям их комнату…
Вообще-то лететь из Томска в Москву было действительно недолго, но при этом – в отличие от путешествия на неспешном поезде – люди не успевают привыкнуть к смене часовых поясов. И Витины родители спать, едва не вывихивая челюсти от зевоты, отправились довольно рано. А когда они проснулись утром, Вера уже успела убежать на работу. Виктор уже завтракать заканчивал, так что обихаживать «старшее поколение» пришлось Свете.
– А что так рано-то Вера убежала? – спросила Мария Николаевна, – она что, работает очень далеко?
– Я не знаю, где она сегодня работает. Иногда совсем рядом: университет тут в пяти минутах пешком. Иногда далеко – до Лианозово уже минут двадцать ехать, на метро. А иногда – совсем далеко, но сегодня она вроде никуда лететь не собиралась.
– Лететь?
– Ей часто по своим предприятиям летать приходится, в Тугнуйске это еще не самый дальний её завод.
– Как это «её»? Там же директором твой муж…
– Ну да, он там директор. А подчиняется он как раз Вере: она по всем химическим заводам главная. Вам что, Витька не говорил? Вера у него – главный химик в СССР, заведующая кафедрой высокомолекулярных соединений в университете, директор института таких же соединений в Академии наук, сама академик… и первый заместитель Председателя НТК. Ва-ажная такая у нас Верка барыня…
– А Витя писал, что она химиком работает… – растерянно пробормотала Мария Николаевна.
– Да, химиком. Это она придумала резину искусственную, полиэтилен, полихлорвинил, все прочие пластмассы. То есть не придумала их, а придумала, как их делать сколько угодно. И у меня и Славки она была научным руководителем в университете…
– Так столько же ей лет-то?
– А вот этого никто не знает! Да и никому это неинтересно…
– Как это неинтересно никому? Мне, например, очень даже интересно! Она же жена моего сына!
– Тебе тоже это неинтересно. Пап, скажи ей…
В университете Вера с делами покончила к десяти часам и тут же, не откладывая следующую задачу в долгий ящик, отправилась в Консерваторию. Там ее давно уже знали, так что спустя пять минут она вошла в довольно просторную мастерскую, пропитанную запахами свежеструганного дерева и лакированных досок:
– Добрый день, Евгений Францевич, – поздоровалась она со стоящим у верстака мужчиной, – я пришла разобраться с вашей жалобой на поставленные скрипки. Не могли бы вы мне рассказать, что заставило вас написать рекламацию?
– Девушка… вы хоть немного в инструментах разбираетесь или просто отписку для начальства составить пришли?
– Думаю, что немного разбираюсь, и даже не совсем немного. По крайней мере,
