хороший инструмент от плохого отличить смогу. И меня интересует, что произошло с конкретной партией, не испортили ли партию во время доставки, или даже кто-то подменить ее сумел: были уже такие прецеденты. Но вы-то инструмент должны просто по виду узнать: вам что, дрова вместо заказанных скрипок одесские поставили? Или московские подсунули?
– Ну, я бы не стал называть одесские дровами… хотя да, качество у них… вы правы, даже московской фабрики – и то лучше.
– И в чем же дело? Скрипки в дороге промочили, что ли?
– Если бы! Испорченные мы бы здесь поправить хотя бы смогли! А нам прислали – вы просто не поверите – пластмассовые поделки! Вы представляете: скрипки, изготовленные из пластмассы!
– Так из Тугнайска вам отправили пять сотен черных скрипок?! Тогда понятно, у консерватории на такую партию просто никаких денег не хватит…
– Каких денег? Нам их поставили, как написано в накладных, в счет программы развития культуры! Вы представляете: развитие культуры – и скрипки из пластмассы! Они бы еще картонные литавры нам прислали…
– Тогда я не понимаю, чем вы недовольны. По звучанию скрипки не уступят инструментам Гварнери и Страдивари… кстати, вам с какими индексами их поставили? «С» – это звук со скрипок Страдивари скопирован, «А» – Амати… хотя это для альтов и виолончелей, «Г» – Гварнери дель Джезу…
– Вы что, серьезно это говорите? Как может пластмассовая игрушка сравниться с божественным звуком инструмента Страдивари?
– Ну, лично я разницу просто не слышу. То есть со Страдиварями и Гварнерями не слышу, а вот насчет Амати… по мне, так у тугнайских черных альтов звук даже глубже и в то же время ярче, чем у Амати.
– Девушка, вы хоть когда-нибудь в жизни своей слышали, как звучат инструменты старых мастеров?
– Иногда слышала, но не часто: у меня дочка совсем маленькая, когда она спит, я стараюсь все же не играть. Так что раза два в день, не чаще.
– Я спрашиваю про инструменты старых мастеров, – несколько растерянно решил уточнить Евгений Францевич.
– И я про них говорю. У меня дома сейчас есть два альта Амати, две скрипки и один альт Гварнери и шесть скрипок Страдивари. Еще виолончель Гварнери и… одна виолончель вроде как Амати, но без сертификата. Да, и ваших две скрипки у меня тоже есть, но их я берегу на черный день.
– Вы… вы… а откуда у вас все эти инструменты?
– Есть у меня подруга, которая знает, что я люблю на скрипке иногда поиграть, вот она везде, где дотянуться может, мне старые скрипки и покупает. Я, конечно, ей за инструменты деньги отдаю, но пока они не очень-то и дорогие: за самую дорогую скрипку я отдала хорошо если шесть тысяч фунтов британских. Правда, сама эта подруга вряд ли отличит скрипку от бубна, и покупает довольно много инструментов… не очень хороших, но дареному коню в зубы не смотрят, а деньги там вообще смешные. Зато московская областная музыкальная школа полностью старыми итальянцами и французами обеспечена – хотя я и думаю, что там чуть ли не половина – подделки. Но мне-то плевать, главное, чтобы звук был хороший. Так вот, у тугнайских скрипок он идеальный, а чтобы в этом убедиться, мы сейчас с вами сходим ко мне и вы сами сравните. А заодно… у меня еще один альт есть Амати, но поврежденный, вы не согласились бы его взять на реставрацию?
– Поврежденный Амати… а далеко идти?
– Тут минут пятнадцать неспешным шагом. Ну что, пошли?
По пути Евгений Францевич почти все время молчал, но в конце концов не удержался:
– Девушка, а вы кто?
– Я – Вера Синицкая, химик. Как раз разными пластмассами и занимаюсь. А раз получилась у меня пластмасса… композит, у которого резонансные свойства гораздо лучше, чем у резонансной ели, то глупо было бы не воспользоваться. Скрипки-то народу нужны, и нужны именно хорошие скрипки. Правда, черные скрипки получаются довольно дорогими, но можно же и простые, деревянные делать. Там, в Тугнайске, собралось – так уж получилось – за сотню скрипичных мастеров, и те же половинки, которые для детей продаются по двадцать пять рублей, они делают не хуже ваших оркестровых. Хотя бы потому, что старшим мастером там ваш ученик, Морозов, и половинки эти он делает именно по вашей конструкции. С поправкой на местное дерево, конечно, но детей на таких учить уже не стыдно… вот мы и пришли. Вы сами инструмент попробуете или я вам что-то сыграю?
На обратном пути скрипичный мастер, глядя на дорогу, тихо поинтересовался:
– Вы, наверное, считаете, что мы теперь не нужны?
– Не считаю. Да, черные скрипки звучат очень хорошо, их даже на уровне точнейших приборов по звуку не отличить от итальянских прототипов. Но звучат-то они абсолютно одинаково, а скрипки, руками сделанные, каждая звучит по-своему – и в оркестре это очень важно. На заводе сейчас делают шесть вариантов Страдивари, три Гварнери и две Амати. Ну, еще Отто два или три варианта – и всё. Для школьного оркестра этого достаточно, но… да что я вам объясняю, вы и сами лучше меня всё понимаете.
– Ну, наверное вы здесь правы…
– Конечно права. А вам, настоящим мастерам, теперь просто не нужно гнать ширпотреб. Вы теперь можете сосредоточиться на изготовлении по-настоящему уникальных инструментов. И когда-то очередной мальчишка, покупающий себе скрипку в магазине, будет выбирать, что ему больше подходит: Гварнери-семь или Витачек-двадцать пять. Сразу не обещаю, но две ваших скрипки я уже подобрала для тиражирования в пластике. На первый взгляд, конечно, так себе идея – но теперь музыканты становятся знаменитыми, когда их произведения массово на пластинках выпускаются. Так почему бы и лучшие инструменты подобным же образом не тиражировать? С гарантией, что получится не хуже оригинала…
Лаврентий Павлович работой был загружен более чем изрядно, и на досужие разговоры у него времени просто не оставалось. Почти не оставалось, но, чтобы просто не помереть от переутомления, любой человек должен время от времени отдыхать. И первый раз по-настоящему отдохнуть у него получилось лишь пятнадцатого сентября, когда Иосиф Виссарионович, на очередном совещании внимательно посмотрев на осунувшихся соратников, пригласил всех отправиться на рыбалку «куда подальше».
Подальше – это оказалось неподалеку от Звенигорода, и там, сидя на берегу речки,
