побед… Вскоре битва шла ради битвы, позже — ради выживания, а первоначальное желание вернуть совершенство, милосердие, красоту и мудрость — забыто.
В разразившейся бойне, самые дальновидные боги посчитали правильным отстраниться от мира и уснуть, передав бесконечности право разбираться в правоте тех или других. Дело по собирательству созданных ими артефактов они мудро переложили на людей — у короткоживущих это получалось куда ловчее. Находки складывали у колыбельной божества, тысячелетиями ожидая пробуждения покровителя.
А мир прошлого тем временем столкнулся в решающей схватке, тремя монструозными армиями, сошедшимися на едином поле. В той самой, где люди предали сумасшедших покровителей — и победили, ударив в спину, обретя спокойствие и дарованные богами знания — а с ними и их посмертное проклятие, так как именно эти знания, кровавые и убийственные, унесли миллионы жизней во всех последующих переделах власти.
Уцелевшие артефакты вновь растащили по всему миру — где их и находили, выкупали, выкрадывали и отнимали впоследствии служители спящих богов, к тому времени переродившиеся в настоящие боевые ордена. Еще бы — жить на источнике магии, каким был спящий бог, в изолированном месте, неподвластном штурму, созданным их покровителем для собственной безопасности…
Фил не знал, как текла история в этом мире, но как подсказывало ему все вокруг — наверняка так же. Так что там, под курганом, кроме источника силы мог оказаться приз невероятной ценности — ибо не было больше хранителей, а значит, урожай артефактов собран и ждет пробуждения хозяина. А могло и ничего не быть, кроме озлобленного существа, для которого не прошло и мига с момента начала мировой бойни.
— Ну, удачи, — демонстративно потеряв к беседе интерес, меланхолично продирижировал ложкой Фил и все-таки попробовал свою порцию супа.
Нашел ее вполне съедобной и вкусной, и налег на содержимое тарелки всерьез, вполуха прислушиваясь к разговору за столом.
— Я не чувствую никакого источника, — возмутилась Аркадия, прекрасно помня, каково это — коснуться маленького ручейка спокойствия и уверенности, незримо текущего в самом сердце центральной башни метрополии.
— Не чувствуешь, потому что мы внутри потока. Не с чем сравнивать, — покосился на младшего родича архимаг.
— Но магия почти не работала!.. — перешла на громкий шепот названая сестра.
— Для огня нужен воздух, но попробуй зажечь хотя бы щепу под напором урагана.
— А ритуалы…
— Ритуалы — это форма, в которую заливается сила! Чаша, которую можно подставить даже под водопад!
— От водопада вывернет руки!
— Поэтому руны рисуют на земле, имперская деревенщина, — Кеош надавил голосом, пресекая новые возражения. — Я дам доступ к вычислениям. Если тебе хватит образования их понять.
— А если хватит мозгов, то ты не станешь в это лезть, — поддакнул Фил.
— Оставить бога тебе? — огрызнулась Аркадия.
— Готов отказаться в твою пользу, — отмахнулся он. — Или меняемся на твою порцию супа? — чуть оживился парень, глядя на нетронутую тарелку девчонки.
— Похлебку — на бога? — напряглась та.
— Выгодная сделка, — одобрил Кеош, — я готов заключить.
— У меня нет бога, — проигнорировал его слова Филипп, продолжая говорить только с Арикой. — Я предлагаю отказ от власти над ним в твою пользу.
Завершив со своей тарелкой, парень чуть отодвинулся от стола и голодным взглядом посмотрел на долю девчонки.
— Так как? — уточнил он у нее, потянувшись рукой через стол.
— В чем подвох? — Аркадия с подозрением глянула на архимага, прикрыв тарелку ладошкой.
Недавние бравурные слова об общем деле теперь смотрелись не так лестно и перспективно. Во всяком случае, если от отличного товара отворачивается богатый купец, то есть смысл и самой не спешить с решением.
— Ты знаешь имя бога? — медленно тянулся к ее порции Фил. — Ты знаешь его историю? Когда он пробудится, готова ли испытать на себе, темный он или светлый?
Аркадия придвинула тарелку к себе:
— Пожалуй, я выберу не остаться голодной.
— Имя и историю можно узнать, — облизнул губы Кеош, недовольно зыркнув на младшего.
— Спросить твоего истинного предка, например, — Фил не отводил взгляд от демоницы. — Бездна этого мира хранит души убийц и клятвопреступников всех эпох.
— Исключено, — строго ответила Аркадия.
— Не хочешь спрашивать, так можешь спуститься туда сама и узнать, — улыбнулся парень. — Готовься. Дед захочет знать имя. Это мне наплевать на спящего под холмом.
— Мало ли что он хочет! — вздернула та горделиво носик.
— Всегда можно заключить сделку, — осторожно вымолвил Кеош.
— Зачем тебе имя, если он прямо под нами? — перевела она взгляд на него. — Тебе не все равно, кого подчинить?
— Ох уж эти недостатки имперского образования… — с каким-то даже возмущением посмотрел Фил на родича.
И получил невольное зеркальное отражение собственного неудовольствия.
— Бог — это имя, — вздохнув, поведал парень. — Это человек может существовать без имени. А вот бог может существовать без тела. Будет под холмом необычный камень или вечноцветующий четырехлистный клевер — над чем сотворить заклинание? А если божество спит под видом мотылька у вечно горящей лампады, и все остальное, что там есть — это ловушки? Да и безопаснее оно как-то, будить по имени, после стольких тысячелетий сна. Может, не пришибет сразу.
— А ты? Зачем ему ты? — подняла Арика руку, пресекая попытку архимага вмешаться. — Почему он рассказал нам двоим?
— Я знаю, как определить тьму, — просто ответил Фил. — Подчинять светлого бога — перебор даже для него. А будить темного…
— Очнитесь, вопрос не в пробуждении бога! — чуть не вспылил Кеош. — Речь о нашей личной безопасности!
— Бог крепко спит, — констатировал Фил, — в чем проблема?
— И пусть спит себе дальше, — поддакнула Аркадия, взяв ложку в руку, — если его не трогать.
Но пока все же с сомнением смотрела на похлебку.
— Не получится, — мотнул патриарх головой. — О необычном селении уже знают торговцы. Рано или поздно слух дойдет до местных магов.
— Удачно им самоубиться о бога.
— У них есть книги, болван! Они узнают имя! И им будет плевать, темный он или светлый! Плевать, кто даст им величие!
— Дети! — окрикнули их со взрослой половины комнаты, и пришлось понизить голос.
— Даже если они не вскроют защиту холма, — с горячностью шептал Кеош, — даже если