красными пятнами. И неизвестно, чем бы все кончилось, но к ним на помощь неожиданно пришел Брон.
– Мы с дороги, – веско сказал он. – Устали до смерти. И проголодались. В этом трактире едой кормят или только разговорами?
Болотная дева перевела взгляд на него. Улыбка на ее губах развеялась словно ночной сон.
– Нет, не только, – нарочито вежливо проговорила она. – Что будет угодно?
– Мяса с кровью! – немедленно выпалил упырь. – Нет, не так. Мяса и крови… – И вдруг задумался. – Хотя-я-я, можно и мяса с кровью. И просто крови, – решительно тряхнул головой. – Да, так, пожалуй, лучше всего!
Дева насмешливо изогнула бровь.
– Ишь какой шустрый! Крови, так уж и быть, мы тебе найдем. Но кто сказал, что мы на свежее сырое мясо богаты?
– Ну-у, – озадаченно протянул Мар, – я подумал, раз трактир стоит на волшебной земле, тут всё должно быть. На любой, так сказать, вкус.
– Это болотный край, – напомнила она. – А потому у нас вдоволь только рыбы. Сойдет?
– Опять рыба! – с досадой воскликнул Мар. – На что только притащились сюда! Рыбы я везде поесть мог.
– Как знаешь, – пожала плечами Фела.
– Что значит «как знаешь»?! – не на шутку перепугался упырь. – Я ведь не говорил, что отказываюсь. Просто не в восторге. Но рыбу ты все равно неси-неси, будь добра!
Дева ехидно улыбнулась. Вопрошающе оглядела остальных.
– А вам чего?
– Похлебки бы, – ответил Гэдор. – Понаваристей и погорячей.
Та качнула головой.
– Из жидкого только рыбный суп.
– Суп так суп, – устало отозвался тот.
Харпа насмешливо крякнула.
– Так и несли бы сразу рыбу, раз, кроме нее, у вас ничего нет!
Волк-оборотень, если и не шибко обрадовался ухе, ничем не выказал своего неудовольствия.
– А тебе чего? – Дева вновь с живым интересом воззрилась на Хейту.
– То же, что остальным, – ответила девушка. – И хлеба, если есть.
– Не имеется, – качнула головой та. – Зато есть травяные лепешки. Объедение просто! Принести?
Хейту такое предложение порядком озадачило, но живот отозвался голодным урчанием, и она решительно кивнула.
– Будет сделано! – просияла яркоглазая. – Ну, не скучайте! – И, одарив на прощание упыря пленительной улыбкой, церемонно удалилась.
Проводив деву недружелюбным взором, Мар возмущенно выпалил:
– Не, ну вы видали, а? Как на меня пялилась! А я ее знать не знаю и ведать не ведаю! – Он бросил в сторону Харпы лихорадочный взор. – На что она мне сдалась! Кожа, поди, холодна, как рыбья чешуя. И живет где? В болоте! Мерзость какая!
Гэдор не смог сдержать невольной улыбки. Хейта сокрушенно прикрыла глаза. Мар, конечно, не придал значения реакции Харпы на заигрывания девы-невелички. Не приученный играть чувствами других, он просто отчаянно пытался показать Харпе, что до Фелы ему нет никакого дела.
Хейта перевела взгляд на Харпу. По бесстрастному лицу той трудно было сказать, какое впечатление произвела на нее пламенная тирада Мара, однако ярость ее, судя по всему, постепенно тухла.
Следопыт же тепло похлопал упыря по плечу:
– Никогда не меняйся, мой друг!
– Ничего не могу обещать, – с напускной важностью ответил тот.
А потом вдруг, подавшись вперед, с серьезным лицом вопросил:
– Как вы думаете, а что у них тут за рыба?
Теперь даже Харпа заулыбалась. А остальные, вконец сбив с толку несчастного Мара, зашлись дружным хохотом.
Трактир шумел и гудел громкими голосами и буйным смехом. Пламя светильников зловеще колебалось от сквозняка, бегало по странным, нечеловеческим лицам, выхватывая из темноты то острые звериные клыки, то локоны дивных оттенков, то кривые грозные когти, то таинственно мерцающие глаза. В воздухе витал невероятный дух волшебного ужаса.
Местная стряпня оказалась на удивление вкусной. Даже пресловутые травяные лепешки всем пришлись по душе. Они тонко хрустели на зубах, словно запеченный до корочки хлеб. И вдобавок источали терпкий травяной аромат. Сперва их рискнула отведать лишь Хейта, но потом и остальные распробовали и дружно запросили добавки.
Девушка, Брон и Гэдор рыбный суп ели, как и положено, ложками. А вот Харпа к ложке притронулась всего раз или два. Вместо этого она окунала в суп травяные лепешки, подгребала ими гущу и ловко отправляла в рот. Где она так выучилась есть, спросить никто не решался. Да и незачем было. Среди друзей можно было не церемониться.
Упыря это вообще не смутило. Он продолжал взглядывать на Харпу со слепым обожанием влюбленного и преданностью собаки. С рыбой было давно покончено. И теперь Мар деловито выковыривал косточки, застрявшие в острых зубах.
Вид этих двоих невольно навел Хейту на мысль, что между теми все же нашлось, наконец, нечто общее. Оба не заботились о правилах приличия и обладали отменным аппетитом. Хотя говорить им об этом, конечно, не стоило. Мар бы, может, и возрадовался. А вот Харпа бы точно спасибо не сказала.
Хейта вспомнила о том, как рысь-оборотень взревновала его намедни, и в ее глазах вспыхнули насмешливые огоньки. Харпа была настолько уверена, что не может испытывать к упырю тех самых чувств, что упорно не замечала их наличия. А тот, в свою очередь, не допускал мысли, что может ей приглянуться.
Хейту так и подмывало что-нибудь предпринять, но разум предусмотрительно советовал не вмешиваться. В лучшем случае они бы посмеялись над ней, в худшем – переругались, а Хейта осталась бы крайней. Этим двоим нужен был подходящий момент, а не чьи-то назойливые советы. Потому, поразмыслив, Хейта решила держать рот на замке.
Брон, покончив с ужином вслед за Маром, скользил пристальным взглядом по лицам завсегдатаев трактира, и лицо его делалось мрачней и мрачней.
– Надо поторапливаться, – тихо, но веско произнес он. – Слишком много глаз.
Друзья разом оторвались от еды и насторожились. Все вокруг были вроде заняты всяк своим делом: кто болтал с набитым ртом, кто лениво потягивал напиток из кружки, кто уплетал очередное блюдо, кто грубо хохотал, кто игриво обнимался, но время от времени чей-нибудь взгляд неизменно останавливался на незнакомых гостях.
– Да мы просто здесь в первый раз, – пожал плечами упырь. – Вот они и пялятся.
– Может, ты и прав, – отозвался Гэдор. – А может, слышали про нас. Или вообще знают не понаслышке.
Харпа, уже готовая надкусить очередную травяную лепешку, вдруг замерла и озадаченно вопросила:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, мы снискали себе известность в определенных кругах еще до того, как стали странствовать вместе, – пояснил тот. – Да и сейчас, хотя и стараемся действовать скрытно, люди ведь всё равно болтают. И не только люди. А о таких вещах изгои вроде этих всегда прознают первыми. Они – тайная память мира. А уж сколько мы судеб перекроили, пока творили зло или пытались