смолк.
– «Поющие камни», – пояснил доктор, останавливаясь, чтобы снова набить трубку. – В здешних краях такие встречаются. Отверстия и полости в них образовались еще в ледниковый период. Звуки издают как раз в сумерках. Движение воздуха вызвано резким понижением температуры. Вот так и зарождаются всякие такие мысли.
Доктор раскурил трубку и двинулся дальше.
– Я не хочу сказать, – продолжал он, – что и без нее события развивались бы таким же образом. Безусловно, необходимое состояние психики – ее заслуга. Было в ней что-то создающее атмосферу. Этот ее затейливый старомодный французский, король Артур с Круглым столом, Мерлин, – видимо, они эту атмосферу и воссоздали. Плутовка не промах, этим все и объясняется. Но ее взгляд, полный курьезной отрешенности…
Фраза осталась незаконченной.
– А что до старика Литлчерри, – вдруг снова заговорил доктор, – так фольклор, оккультизм, прочая белиберда – его стихия. Если постучаться к нему в дверь с самой настоящей Спящей красавицей на руках, старик тут же разведет суету с подушками, чтобы она как следует выспалась. Однажды он нашел какое-то семечко – отколупнул от древней окаменелости, – посадил в горшок и поставил у себя в кабинете. Вырос хилый сорняк из тех, что сразу и не заметишь. А послушать Литлчерри, так он прямо-таки открыл эликсир вечной жизни. Само собой, напрямую он об этом не говорил, но давал понять всем своим видом. Одного этого хватило бы, чтобы все и началось, да еще эта полоумная экономка-ирландка с головой, набитой эльфами, банши и бог весть еще чем.
Доктор вновь умолк. В темноте один за другим вспыхивали огни в деревне. Длинная и низкая светящаяся линия, подобно огненному дракону, уползала за горизонт, указывая путь экспресса Большой западной железной дороги, мало-помалу подкрадывающегося к Суиндону.
– Все это ни в какие рамки не укладывалось, – продолжал доктор, – совершенно ни в какие. Но если принять на веру объяснения старика Литлчерри…
Доктор споткнулся о незаметный в густой траве продолговатый серый камень и не упал лишь чудом.
– Руины очередного кромлеха. Если бы нам вздумалось проводить здесь раскопки, где-нибудь неподалеку мы точно наткнулись бы на горстку истлевших костей над прахом доисторической корзинки для пикников. Любопытное соседство!
Спускаться по каменистому склону холма было нелегко. Доктор умолк и вновь заговорил лишь на окраине деревни.
– Хотел бы я знать, куда они девались? – задумчиво произнес он. – Странное дело, странное. Я бы не отказался докопаться до сути.
Мы приблизились к калитке дома доктора. Он толкнул ее и вошел. Обо мне он как будто забыл.
– Обаятельная плутовка, – бормотал он про себя, отпирая дверь, – конечно, хотела как лучше. А все эти выдумки…
Изложенное далее я собрал, выслушав ничуть не похожие одна на другую версии профессора и доктора, а также обращаясь к сведениям, о которых знала вся деревня.
I. История
По моим подсчетам, эта история началась году в 2000-м до н. э., или, вернее (так как давние летописцы мало что смыслили в летоисчислении), в те времена, когда Ирландией правил король Эремон, а бретонскими дамами в белом[31] повелевала королева Гарбундия, любимой фрейлиной которой была фея Мальвина. Вот об этой Мальвине главным образом и пойдет речь. К ее чести, упоминания о ней в большинстве своем связаны с радостными событиями. Дамы в белом слывут добрым народом и чаще всего оправдывают свою репутацию. Но в Мальвине бок о бок с похвальными свойствами соседствовал озорной нрав, проявляющийся в проказах, простительных или по крайней мере понятных, если бы их совершали пикси или пигвиджины, но совершенно недостойных высоконравственной дамы в белом, претендующей на роль подруги и благодетельницы человечества. Однажды за отказ потанцевать с ней – в полночь, на берегу горного озера, в неподходящем месте и в неподходящее время для престарелого джентльмена, вероятно, страдающего ревматизмом, – Мальвина превратила в высшей степени респектабельного владельца оловянных рудников в соловья. В другой раз некая весьма могущественная королева имела несчастье повздорить с Мальвиной из-за ящерицы и какого-то нелепого пункта церемониала, а на следующее утро проснулась и обнаружила, согласно невнятному описанию, которое позволили себе оставить древние историографы, что стала похожа на тыкву-горлянку.
Профессор, который готов доказывать существование исторических свидетельств тому, что одно время у дам в белом имелась некая община, считает, что эти превращения следует воспринимать как аллегорию. Если нынешние сумасшедшие считают себя фарфоровыми вазами или попугаями, мыслят и ведут себя соответственно, значит, по мнению профессора, существам, превосходящим их интеллектуально, было проще простого оказывать гипнотическое влияние и на суеверных дикарей с интеллектом чуть выше детского.
– К примеру Навуходоносор, – продолжаю я ссылаться на слова профессора. – В наши дни ему было бы никак не избежать смирительной рубашки. Живи он не в Южной Азии, а в Северной Европе, наверняка до нас дошла бы легенда о том, как какой-нибудь кобольд или штремкарл превратил его в причудливую помесь змеи, кошки и кенгуру.
Так или иначе, неистребимое стремление Мальвины что-то менять – в других – разрасталось, пока чуть не довело ее до нарушения общественного порядка и в конечном счете до беды.
Этому инциденту нет аналогов в летописях дам в белом, и, возможно, потому историографы распространяются о нем с явным удовольствием. Скандал разразился во время помолвки единственного сына короля Эремона, принца Эрбо, с принцессой Бертой Нормандской. Поначалу Мальвина помалкивала – видимо, выжидала удобного случая. Следует помнить, что бретонские дамы в белом были не просто феями как таковыми. В отдельных случаях они могли становиться женщинами, и, само собой, это обстоятельство должно было сказываться на отношениях дам с перспективными смертными мужчинами. Возможно, и принц Эрбо не без греха. В те прискорбно темные времена молодые мужчины не всегда бывали образцами благоразумия и порядочности, когда речь заходила о дамах, будь они в белом или нет. Хотелось бы верить, что данная дама была движима лучшими побуждениями.
Но даже это ее не оправдывает. В день свадьбы она превзошла себя. Как именно она изменила облик злополучного принца Эрбо, какой вид убедила его принять, несущественно с точки зрения нравственной ответственности Мальвины; хроники об этом умалчивают: очевидно, результат оказался настолько неделикатным, что уважающий себя летописец воздержался даже от намеков на него. Судя по отрывкам из других хроник, их автор не страдал излишней брезгливостью, так что читателю остается лишь благодарить его за эту недомолвку. Ее отсутствие могло стать крайне неприятным.
Разумеется, эффект, которого добивалась Мальвина, был достигнут. Принцессе Берте хватило единственного взгляда, чтобы без чувств повалиться на руки свиты. Свадьбу отложили на неопределенный срок. Увы, Мальвина, видимо, ликовала, но ее триумф был недолгим.
К несчастью для нее, король Эремон был известным покровителем искусства и науки того времени. В число его друзей входили влиятельные чародеи, джинны, девять бретонских эльфов-корриганов – словом, все, кто мог и, как показали события, был только рад помочь делу. Посланники явились к королеве Гарбундии, и даже если бы королева хотела, как уже бывало не раз, выгородить фаворитку, у нее не осталось выбора. Фее Мальвине приказали вернуть принцу Эрбо принадлежащее ему тело со всем, что к нему прилагалось.
Она отказалась наотрез – своевольная, упрямая фея, страдающая непомерным самомнением! Вдобавок примешались личные мотивы, а именно – женитьба принца на принцессе Берте! Теперь они у нее попляшут – и король Эремон, и Анниамус в его дурацком колдовском балахоне, и бретонские эльфы, и прочие!.. Благовоспитанной даме в белом не пристало заканчивать такие фразы даже мысленно. Представим, как сверкали глаза феи, как она топала ножкой. Что они ей сделают – все, кто горазд лишь болтать языком да качать головой? Ей, бессмертной фее? Прежний облик принцу Эрбо она вернет, когда ей заблагорассудится. Пусть занимаются своими фокусами, а ее оставят в покое. Не трудно вообразить, сколько прогулок и бесед состоялось между растерянной Гарбундией и ее неподатливой фавориткой, какими были попытки воззвать к разуму и чувствам последней: «Хотя бы ради меня… ну как ты не понимаешь?.. Дорогая, да какая разница, что он натворил!»
Наконец последнее терпение Гарбундии иссякло. В ее власти было предпринять то, чего Мальвина или не знала, или не предвидела. В ночь летнего солнцестояния дамы в белом были
