с ней.
Руби удивленно вскидывает брови.
– В Джорджию?
Я пожимаю плечами.
– Куда угодно.
– Чейз, она едет в Олбани не на экскурсию. Хантер будет там жить и учиться. Моя кузина поможет ей с жильем и с поступлением в местный колледж, в котором ее муж работает директором. Хантер едет туда, где ее будут ждать, а тебе придется все начинать с нуля. Буквально, парень.
– Олбани, значит Олбани.
– Уверен?
– Больше, чем в чем-либо в своей жизни.
Руби смотрит на меня в изумлении.
– Ты действительно ее любишь?
– Люблю, – без малейшего колебания отвечаю я.
Хантер сложная, темпераментная и опасная, как огонь, но именно она придает моей жизни смысл. Она для меня важнее, чем каждый следующий вздох.
Я люблю ее.
Люблю до сумасшествия.
Каждую секунду каждого дня.
Когда Хантер смотрит на меня, она видит больше, чем звездный статус, деньги, мускулы и привлекательное лицо. Хантер видит МЕНЯ, а я вижу ЕЕ. Такой, какая она есть на самом деле. И я ненавижу себя за то, что все эти дни вел себя с ней как последний придурок.
– Будь с ней самым терпеливым и внимательным, ладно? – Руби откидывает назад прядь длинных светлых волос и вздыхает. – У Хантер не было перед глазами модели здоровых отношений. Она не знает, какими они должны быть. И я тоже не знаю, поэтому не могу ей рассказать.
– Ты еще встретишь подходящего парня, – говорю я, чувствуя неловкость.
– Это вряд ли. – Выражение ее лица становится каменным. – Отец Хантер сломал меня, а со сломанными куклами никому не нравится долго играть.
Я лезу рукой в задний карман джинсов и достаю бумажник. Вытаскиваю из него визитку своего психотерапевта, который два года назад помог мне не спятить, и протягиваю ее Руби.
– Позвони ей. Я оплачу лечение.
Она берет визитку и внимательно ее разглядывает.
– Спасибо. Я позвоню.
– Обязательно сделай это.
Руби часто моргает, пытаясь прогнать слезы, после чего насмешливо закатывает глаза.
– Боже… Ты же не собираешься меня обнять?
Я фыркаю.
– Ни за что.
– Ладно, иди сюда, здоровяк. – Она опускает ноги на пол, а затем обнимает меня так, как обняла бы родная мать. И некое чувство неловкости, которое я все это время испытывал, растворяется в горько-сладком аромате ее цветочного парфюма. – Береги ее, парень. Иначе я прострелю тебе коленные чашечки.
Я отстраняюсь и смотрю в ее карие глаза. По взгляду вижу, адская женщина вовсе не шутит.
– Слово скаута. – Торжественно поднимаю руку, вызывая у Руби довольную улыбку.
– Не будешь ждать Хантер?
Я качаю головой.
– Нет времени. Нужно успеть в деканат до его закрытия. – На какое-то мгновение я задумываюсь. – А знаешь… Не говори ей, что я приезжал, ладно?
– Сливаешься? – Руби прищуривается с подозрением, но в ее глазах читается веселье.
– Никогда, – улыбаюсь я.
К тому времени, когда я возвращаюсь на виллу, тело болит от зверской вечерней предыгровой тренировки так, будто меня переехал грузовик.
Нет ничего хуже, чем изменения в основном составе посреди гребаного, мать его, сезона. Тем более в команде нападения. И тем более – теперь, когда на кону стоит не только репутация команды и победа в матче-реванше, а нечто гораздо, гораздо большее.
Если не сказать, все.
– Твой отец здесь, – сообщает мне Линч, когда я прохожу мимо.
Сойер лежит на диване в гостиной в одних серых боксерах от Томми Хилфигера и играет в «Нинтендо». Его длинные ноги полностью покрыты мешками со льдом.
– Где «здесь»? – недоумевая, спрашиваю я.
– В бильярдной. Отошел поговорить по телефону.
– Какого хрена ты впустил его в дом?
– А что я должен был делать? – возмущенным шепотом спрашивает Линч. – Когда я приехал, его тачка стояла возле поста охраны.
Проклятье.
Только его мне сейчас не хватало.
Я бросаю свою спортивную сумку на пол и направляюсь в бильярдную.
Отец стоит в дверях патио, ведущих из бильярдной с баром к бассейну, и с кем-то жестко говорит по телефону. На нем белая отглаженная рубашка с закатанными рукавами, узкие черные джинсы и кожаные лоферы. Все как обычно: наполовину хипстер, наполовину бизнесмен. В подростковом возрасте я пытался подражать его стилю, но получалось отстойно.
Заметив меня, отец прячет телефон в карман и кивает в знак приветствия.
– Оригинально, – усмехается он, указывая на небольшой декоративный водопад в форме стоящего члена, – подарок Нейта Сойеру на его прошлый день рождения, в котором тихо журчит вода.
– Зачем ты приехал?
Я подхожу к холодильнику, стоящему за барной стойкой, и достаю из него бутылку минеральной воды. Откручиваю крышку и делаю несколько освежающих глотков.
– Ты не отвечаешь на мои звонки.
– Я был занят.
– Две недели?
– Серьезно? Собираешься читать мне мораль?
– Нет, Чейз. – Отец подходит к барной стойке и садится на высокий стул. – Я приехал, чтобы поговорить с тобой о Хантер.
Мои челюсти сжимаются.
– В таком случае тебе следует тщательно выбирать каждое слово.
Между нами повисает напряженная тишина. Отец проводит ладонью по ухоженной черной бороде и тяжело вздыхает.
– Между мной и Хантер ничего не было.
– Я знаю, – цежу я сквозь стиснутые зубы. – Иначе ты был бы уже на хрен мертв.
– Я не нанимал девушку для секса. – Его голос звучит резче. – Агентство Руби Брэдшоу не предоставляет таких услуг. Строгий контракт агентства запрещает как клиенту, так и модели многое, в том числе – распускать руки.
Я презрительно фыркаю.
– В этом ты особо преуспел.
– Это было недоразумение, за которое я попросил у Хантер прощение.
Я с подозрением смотрю на него.
– Ты действительно сделал это?
– Разумеется, – кивает он. – Хантер порядочная девушка. Я понял это в тот момент, когда она посмотрела на меня так, будто решает: откусить мне голову или оторвать к черту руку, которая случайно сместилась не туда.
Мои губы дергаются в улыбке.
Меня переполняет чувство восхищения и гордость за нее.
– Сынок, я неплохо разбираюсь в людях, и за версту чувствую фальшь. Хантер искренняя в своих эмоциях, это всегда подкупает. Она не лезет вон из кожи, чтобы произвести впечатление. – Отец опирается локтями на стойку, слегка подаваясь вперед. – Ты же знаешь, что после скандала она отказалась брать деньги за работу?
Я сжимаю кулаки и отрицательно качаю головой.
Мне хочется врезать себе по лицу.
Какой же я гребаный мудак. Я просто ее не заслуживаю.
– Когда Хантер отказалась от денег, я решил отблагодарить ее иначе, – продолжает отец. – Пригнал ей автомобиль из нашей последней премиальной коллекции. Ты вел себя на приеме как говнюк, и я посчитал, что это будет достойным извинением. В общем… – Он прижимает пальцы к глазам и кривит губы, словно пытается не засмеяться. – В этот же день мне позвонили страховщики и сообщили, что машина разбита. Битой. Бейсбольной битой, господи! Эта девчонка чокнутая, но она мне нравится!
Я опускаю голову и улыбаюсь, а затем начинаю хохотать. Отец присоединяется ко мне. Наш смех эхом разносится по округе.
Святой ад… Хантер разбила новую премиальную тачку отца битой!
Я бы отдал левое яичко, чтобы на это посмотреть!
– Однажды она разбила битой мой «Харлей».
– Шутишь?
– Ремонт обошелся мне в пять штук!
Смех отца становится еще громче.
– Я никогда не встречал таких девчонок, как она, – спустя какое-то время признаюсь я, вращая в руке бутылку. – Хантер продолжит игру, даже если у нее не останется фигур на доске. Она словно вылита из стали, но в то же время – хрупкая, как стекло. Каждый раз, когда я на нее смотрю, – я сомневаюсь в том, что она настоящая.
– Черт подери, сынок… – Отец опускает голову и трет ладонями лицо. – Не думал я, что когда-нибудь услышу от тебя нечто подобное. Значит, вы с ней уже помирились?
– Я как раз сейчас над этим работаю.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет.
В его немного покрасневших глазах появляется печаль.
– А как ты смотришь на то, если мы втроем поужинаем у нас дома в воскресенье? Берта приготовит твою любимую картофельную запеканку. И комнату, если решите остаться на ночь.
Я не знаю, что сказать.
Я даже не уверен, что мы с Хантер останемся в Майами. Встречное условие,
