Доха шевельнулась, под ней зарычало.
– Ты Тураах не даешь замерзнуть или сама отогреваешься? – рассмеялся Бэргэн, откидывая край. Эрэллэх ткнулась пушистой мордой в его руку, прикрыла разномастные глаза. Бэргэн потрепал лайку по загривку. – Умница, хоть и хитрая.
– Что, не очнулась?
Тураах лежала тихо. Лицо белое-белое. Даже не шевельнулась за ночь. Но дышит ровно.
– Рассветет – соорудим волок. Нужно возвращаться.
– До ближайшего уутээна два перехода, если налегке.
– Дойдем, – сквозь зубы ответил Бэргэн. – Лишь бы снег не повалил снова.
Плечи ломило. Сэргэх остановился, чтобы перехватиться поудобнее, и обеспокоенно взглянул в небо. Зимой солнце устает быстро: едва покажется над горизонтом и тут же клонится к закату.
– Не торопись, белоликое, мы тоже устали, – вздохнул он.
Бэргэн услышал, обернулся:
– Сменить тебя?
– Позже.
Тени неотвратимо удлинялись. Чтобы отвлечься, Сэргэх считал шаги: раз-два, три-четыре, абаас меня раздери, раз-два. Шорох поземки. Словно мелкие ручейки змеятся под ногами. Раз-два, три-четыре. Ручейки разрастаются, уже не шуршат, а подвывают.
– Слышишь?
Задумавшийся Сэргэх едва не налетел на Бэргэна.
– Ветер понизу, – пожал он плечами.
– Не ветер это.
Не выпуская из рук волок, к которому была привязана Тураах, Сэргэх скинул наголовник. Ничего. Возня лаек, притрусивших назад к остановившимся охотникам. Вон белая с черной подпалиной уже пристраивается укутанной Тураах под бок. Гул ветра меж деревьев. А за ним, едва различимо, но так щемяще – волки!
Бэргэн выхватывает из рук Сэргэха волок:
– Двигаемся, двигаемся. Может, не по нашу душу.
Надежда оказалась тщетной: вой надвинулся, словно сама тайга простонала. Растревоженные близостью волков лайки то и дело взрыкивали, поворачивали морды вправо. Значит, стая в той стороне.
Поземка зло била в лицо колючим снегом, мешала смотреть. Однако Сэргэх уловил движение меж деревьями: белые, почти до неразличимого, два крупных зверя, чуть позади еще один.
– Бэргэн! Держи левее!
Сэргэх остановился, расставил ноги пошире и вскинул лук. Ближнего можно достать. Сейчас, пока ветер не хлестнул по глазам. Свистнула стрела. Промах? Сэргэх был уверен, что метил точно, но лес молчал.
Ладно, впереди просвет – может, на открытом месте удастся достать. Сэргэх припустил за ушедшим вперед Бэргэном.
– Много? – бросил запыхавшийся Бэргэн через плечо.
– Трое, может, больше. Попробуем отбиться?
– Гонку нам… все равно… не выдержать.
Деревья расступились, пропуская беглецов на вытянутую прогалину. Бэргэн сделал еще несколько широких шагов и круто развернулся к лесу.
– Здесь. Эрэллэх, охраняй! – скомандовал он, указав на Тураах. Лайка послушно встала над удаганкой. Остальные собаки, щетиня шерсть, выстроились полукругом перед хозяевами.
Сэргэх снова вскинул лук: ну, лесные охотники, кто первый сунется на открытое место?
Лес вспенился поземкой и, словно принесенные ей, из-за деревьев показались волки. Скалят зубы, сверкают желтыми глазами.
Бэргэн успел первым – мелькнуло коричневое оперение. Расчет верен, стрела летела точно между горящих глаз – и прошла сквозь. Матерый волк рассыпался снежным вихрем.
– Какого абааса! – не веря своим глазам, Сэргэх выстрелил в невредимого, на прежнем месте соткавшегося из снега волка. Стрелы посыпались одна за другой – безрезультатно.
Свора не выдержала: лайки устремились на наступающих волков и исчезли в снежном водовороте.
– Бежим, бежим! – выкрикнул Бэргэн, подхватывая волок.
Позади скулило и выло. Лаек было жалко, но верные собаки дали им несколько мгновений. Оторваться бы.
Вдруг с неба, клокоча, обрушилось черное. Сэргэх на бегу поднял лук.
– Стой, это ворона! Ворона Тураах! – словно поняв, что ее узнали, птица каркнула и устремилась на запад.
– Быстро, за ней!
Бэргэн круто повернул, волок накренился, взметнул снег. За ним затрусила Эрэллэх, верная приказу охранять удаганку. Сэргэх глянул через плечо, в надежде увидеть догоняющих лаек. Но собак не было. Зато были снежные волки, неслись в вихре поземки.
Сэргэх сорвался с места.
Спину обдало холодом: не волки гонят дичь – сама стужа.
Бэргэн бежал на чистом упрямстве. Ноги стали свинцовыми, руки и спина тоже. Будь он один, давно бы повернулся лицом к идущей следом стуже, а там уж пусть боги рассудят, жить или быть убитым. Но у Тураах выбора не было. А значит, не было выбора и у него.
Он вскинул взгляд в небо: вон она, чернокрылая. Кружит. А за ней… Быть не может! Дымок! Тонкая струйка вьется в сумрачном небе.
– Сэргэх! – выдохнул он и припустил скорее. Люди. Огонь. Главное – огонь!
Едва не влетев в выросший на дороге ствол сосны, Бэргэн круто забрал влево. Волок встал боком. Вскрикнул Сэргэх за спиной. Бэргэн успел заметить, как Сэргэх кубарем полетел вниз со склона. Бок обдало холодом. Мелькнули желтые глазища, совсем рядом клацнули клыки. Наперерез снежному волку кинулась лайка.
– Эрэллэх, назад! – отчаянно крикнул Бэргэн, дергая волок. В лицо хлестнуло колючим снегом, глаза запорошило.
– Сюда! – раздался отчаянный окрик.
Бэргэн рванулся на голос – и вдруг выпал из снежного вихря в густой сумрак.
В синеющем мраке белела могучая береза. Ветви ее, широкие и мощные, качали призрачными листьями. Да нет, не листьями! Лоскутами! Прямо на снегу, прислонясь к стволу, сидел Сэргэх. Рядом, поджимая лапу, стояла Эрэллэх.
– Смотри, – сказал Сэргэх. Бэргэн оглянулся, жерди волока выскользнули из его рук.
В нескольких шагах от них бесилась стужа. В белом вихре мелькали желтые глаза, сверкали клыки. Ярящихся снежных волков что-то держало, не давало переступить невидимую преграду. Береза!
– Крар, – насмешливо раздалось сверху. На нижней ветви березы сидела ворона, блестела на волков черным глазом.
– Вывела-таки, пернатая!
Лес взорвался ледяным воем, злым и бессильным.
Бэргэн наклонился над Тураах, приложил саднящую ладонь к белом лицу – ледяная. И все же дышит.
– Пойдем посмотрим, к кому нас занесло.
У дверей чума стояла сгорбленная старуха, закутанная в выцветшие до грязно-серого шкуры поверх кафтана так, что казалась круглой.
Оглядев путников, старуха распахнула дверь, перевалилась через порог и скомандовала:
– Вносите!
Словно только их и ждала.
Подхватив волок, Бэргэн двинулся к жилищу.
– Погоди, – Сэргэх тронул его за плечо, останавливая. – Это же ледяная старуха[42]!
– Хочешь обратно, к снежным волкам? Пошли! И не вздумай проявить неуважение.
Чум был одиночный, справа от него возвышался лабаз для хранения снеди, дальше виднелся утопающий в снегу пустующий загон для оленей. Похоже, старуха жила одна.
Ухватившись с двух сторон за волок, охотники внесли в дом Тураах.
– Мир этому дому, бабушка!
– Сюда несите, да осторожно, – старуха махнула рукой на низкую лавку, покрытую тряпьем. – Сейчас посмотрим, что можно сделать. Да не мешайтесь, бестолочи, идите к очагу, отогревайтесь. Стуже сюда хода нет.
Отпихнув охотников от удаганки, юкагирка принялась ощупывать ее, что-то бубня себе под нос на своем наречии. Она уже успела скинуть тряпье, в которое куталась на морозе, оставшись в засаленном кафтане такого же грязного цвета. Грудное солнце[43], единственное украшение на ее одежде, было настолько старое, что под серым налетом не угадывался блеск серебра. Седые, давно не мытые волосы свисали колтунами, закрывая водянистые глаза.
Бэргэн оглядел ее одинокое жилище. Две лавки вдоль стен, жарко натопленный очаг да котелок над ним. В котелке булькало такое же серое, как сама старуха, варево. «Грибы!» – понял охотник и сморщился: в его народе такое не ели.
– Очнется! – проворчала старуха, отходя от Тураах. – Здесь останетесь сколько надо, охотнички. Тень моего старика русоволосая женщина на одну больше чем шесть зим назад съела[44], так что крайняя лавка пуста. Похлебкой накормлю, а вот собаку вашу сами ищите чем кормить. У меня запас небольшой, а еще долгую ночь[45] коротать.
– И на том спасибо, бабушка, – благодарно отозвался млеющий от жары Бэргэн.
Старуха кивнула и, не обращая больше внимания на гостей, уселась к огню, зашептала что-то себе под нос.
Веки Тураах чуть заметно дрогнули, но охотники, тихо переговаривающиеся между собой, этого не заметили. Зато старуха заметила. Опомнилась, зашевелилась, перекатываясь с бока на бок.
– Что ж это вы, охотнички, расселись? Хорошо на чужих
