поверить.
И всё же часть её – самая разумная, конечно, – твёрдо знала: то, что произошло между ними в кладовой, не имело ничего общего с чувствами. И дальнейшее бездействие Володи только то подтвердило.
– Кончай уже расшаркиваться, – наконец не выдержала она. – Мы оба знаем, ты просто спасал свою шкуру.
– Свою? – Володя перешёл в нападение молниеносно, будто только и ждал повода. – Ага… То есть только свою?
– А похоже, чтобы моя была цела? – оскалилась девушка.
Сильный поток ветра со свистом ворвался в комнату, снаружи ставни так сильно ударились о стекло, что оно задребезжало. Будь Маришка чуть помладше, решила бы, что это она управляет погодой. Так прелестно подходила она под её настроение…
– Эй, не нужно новых ссог', пг'ошу вас…
Но на Настю не обратили внимания.
– А ты пораскинь немного куриными своими мозгами. – Володя убрал руки в карманы. – Полагаешь, отделались бы розгами, узнай они, что мы слышали?
Парень был груб, и глаза его блестели злостью, но нельзя было не заметить – он доволен. Разговор перешёл наконец в нужное ему русло.
«Он пришёл сюда не прощения просить», – подумалось тогда Маришке, и злость с новой силой ударила в голову:
– Полагаю, мне бы не пришлось тогда отдуваться в одиночку!
– Тупая, самовлюблённая гусыня… – насмешливо протянул он. – Начнёшь ты когда-нибудь думать хоть о ком-то, кроме себя?
– Это ты мне говоришь?!
Володя оскалился:
– Нельзя было, чтоб они узнали.
– Узнали – что? – встряла Настя, поднимаясь с кровати.
Александр предостерегающе перехватил её локоть.
Маришка подошла к Володе вплотную и выплюнула ему в лицо:
– Из-за тебя меня считают потаскухой!
Он и бровью не повёл, глядя на неё сверху вниз. В темноте ободки его болотно-зелёных радужек сделались совсем тонкими, остальное поглотила чернота зрачка.
– Какая разница, кто и кем тебя считает? – его верхняя губа дёрнулась. – Я спас нас от участи похуже.
– Ты спас только себя! – Маришка ударила его в плечо. – Ты меня подставил!
– Угомонитес-сь, – прошипел Александр. – Накличете сейчас Якова, явится по наши души, не поздоровится.
Маришка пропустила его слова мимо ушей, занося руку для нового удара. Но на этот раз Володя её перехватил.
– Я спас нас, – прошипел он в её пунцовое от ярости лицо.
Он злился. Конечно, злился. И Маришке было даже приятно – самую капельку, – что она не видит на его лице больше этого привычного, вышколенного, надменного безразличия.
– А что нам угрожало?! – она вырвала руку, от злости и не заметив, как отозвалась болью спина. – Анфисин праведный гнев? Ты совсем идиот? Ау! Меня высекли!
Володя вскинул брови – так комично…
– Ты, дура, совсем, что ль, ничего не услышала?!
Настя тихонько охнула, хитро прищуриваясь. Девушка медленно вывернула руку из Александровых пальцев. Её глаза сверкали возбуждённым любопытством.
Сплетни. Настя всегда была охоча до новых сплетен – они в приюте составляли значительную часть её жизни.
– Много там было слушать! – окрысилась Ковальчик.
– Ну разумеется. – Володя запустил пальцы в волосы и с досадой пнул ножку кровати.
– О чём вы говог'ите?! – Настя повысила голос, пытаясь привлечь наконец к себе внимание.
Александр шикнул на неё, потянув за локоть обратно на кровать.
– Да, разумеется! Я, знаешь ли, думала о том, что нам делать! – едко парировала Маришка.
Но лицо отчего-то обожгло стыдом при взгляде на едва не позеленевшего от раздражения Володю. Но это… быстро прошло. Она что, чего-то не услышала? Немудрено, она вообще не слушала дурацкую болтовню кухарки со служанкой. И он бы лучше думал о том, как им избежать… того, чего не получилось избежать. Вместо того, чтобы подслушивать.
– И как, надумала чего? – насмешливо поинтересовался Александр и получил за то предостерегающий Настин прищур.
Маришка бросила на него уничижающий взгляд.
В комнате повисла тишина. Ветер свистел сквозь щель в оконной раме.
Настя переминалась с ноги на ногу, как лошадь перед забегом, не вырывая локтя из рук Александра, но и не позволяя усадить себя назад. Она переводила недовольный взгляд с Маришки на Володю, явно не собираясь долго ждать, прежде чем они соизволят хоть что-то ей объяснить.
– О чём г'ечь? – не выдержав, прошептала она, обернувшись на Александра.
Тот мотнул головой: «Обожди немного».
Настя поджала губы и села. На лице её застыло оскорблённое выражение. Она смотрела на Маришку, и весь её вид так и кричал: «Почему ты ничего мне не рассказала?»
Маришка лишь раздражённо дёрнула плечом. Чтобы там ни плёл Володя, её, Маришкиного, прощения ему не видать.
В спальне сделалось так тихо, что слышен был чей-то храп за стеной.
Володя стоял неподвижно, отвернувшись к окну. По лицу скользили тени от летящего снега. Казалось, он вообще не собирался более ничего говорить.
«Ну помолчи ещё, идиот», – фыркнула про себя приютская.
После чего подошла к своей кровати и отогнула уголок тонкого матраса. Вытянув из-под него свёрток с табачными крошками, развернула его, поднесла к носу и втянула всё и разом. Голова закружилась, и ей наконец полегчало.
Даже жжение от розги чуть поутихло.
«И почему я не додумалась до этого раньше?»
Наказание
Если бы Маришке вернуться назад и оказаться на ирбитской ярмарке ещё хоть разок – тогда, в минувшем году или того раньше… Она украла бы не глиняную свистульку, не оловянную ложку и не золотой колокольчик, за который так больно исхлестали ладони розгой, что она несколько дней не могла толком писать задания. Это не стоило того совершенно. Да и где все эти «сокровища» были теперь? Нет-нет. Она бы поступила умнее, куда предусмотрительнее.
Маленькие и резные фигурки идолков. Ими торговали в каждом ряду, и подле прилавков всегда толпилось так много народу… Умыкнуть их не составило бы большого труда. А ведь деревянный комнатный пантеон имелся наверняка в каждом доме – богатом и бедном. Но только не у них – не в приюте. Отчего же мысль эта никогда раньше не приходила в голову?
Это, конечно, наверное, совсем грешно. Да только она вымолила бы прощение у того же маленького пантеона. И прямо сразу.
Велес… Маришка бы так хотела, чтобы сейчас Он её смог услышать.
– Ты издеваешься?
Голос Насти звучал отстранённо. Глаза были пустыми, лицо совсем ничего не выражало. Но подрагивающая нижняя губа разбивала тщательно удерживаемую маску безразличия.
– Это лишь предположение, ясно? – устало потёр глаза Володя.
Снегопад за окном кончился, и теперь серость окрестностей ничто не тревожило. На ветру только тихонько дребезжали оконные стёкла. Маришка сидела на холодном полу, поджав под себя ноги в перештопанных коричневых чулках и откинувшись на боковину кровати. От былых
