class="p1">Тогда он еще не знал, что она Лена. Тогда ему еще было дико, дико признать, что его привлекает пария Ленор Ларо.
– Первые победители получают зачет, – он осознал вспышки порталов вокруг лишь когда услышал Огинса. – Они могут вернуться в аудиторию. Те, кто приходит сейчас, смогут попробовать отследить меня повторно. Остальные, как я уже сказал, отправятся чистить клетки, раз уж ни на что больше не способны.
– Но это нечестно! – выдохнул кто-то из адептов. – Вы не предупредили, что порталов будет два…
– Противник на поле боя вас предупреждать ни о чем не будет, – седые брови магистра сошлись на переносице. – Порталов может оказаться и пять, и десять, больше того – за одним из них вас может поджидать магическая атака или ловушка. Что тогда? Когда лишитесь головы, ныть будет нечем. Все, расходимся.
Огинс подвел итог, как отрезал, и тут же исчез. Не успевшие в первых рядах засуетились со считыванием, остальные быстро принялись открывать порталы в аудиторию, чтобы не вымокнуть окончательно. Люциан же, напротив, приблизился к краю, слизывая холодные капли с губ. Горящих, помнящих этот поцелуй сейчас так, как если бы он случился пару минут назад.
Залитый дождем город укутывала белесая туманная дымка, Хэвенсград сейчас казался таким же далеким, как их с Леной последняя встреча. Не через виритта. Так, вживую, и прикосновения…
Люциан сунул руки в карманы, словно это могло спасти, и вернулся в аудиторию. Бытовая магия помогла высушить одежду и волосы, а спустя несколько минут вернулись Огинс и те, кто получил второй шанс – под рычание дракона, возвестившее об окончании занятия.
Люциан едва успел выйти из аудитории, как к нему подлетел парень, кажется, тоже со второго курса, и быстро-быстро пробормотал:
– Драгон, вы нам очень нужны. Очень. Вы даже не представляете насколько.
– Похвально, но я нужен многим, – хмыкнул он.
– Нет, вы не понимаете, – парень патетически воздел руку. – Мы в связи со всем происходящим и произошедшим ставим патриотический спектакль. Вы нам нужны на главную роль.
– На главную роль кого? – уточнил Люциан.
Парень посмотрел на него как-то странно, как будто он обязан был знать все их театральные задумки на сто лет вперед.
– Коммелана, конечно же.
– А, это того, которого убили. Нет, спа… – Люциан замер на полуслове. – Хотя постой. Вы уже выбрали девушку на главную роль?
Парень моргнул.
– У нас есть кандидатуры, конечно, десять претенденток. Они все очень красивые… Или вы хотели бы выбрать сами?
– Да, хотел бы. Ленор Ларо.
– Что? – У парня отвисла челюсть.
– Уговоришь Ленор Ларо участвовать в постановке в главной роли – я весь ваш. – Люциан похлопал его по плечу. – Нет – ищите себе другую жертву Горрахона.
– Но… но…
– Когда уговоришь, ты знаешь, где меня найти. Если, конечно, уговоришь.
Не дожидаясь ответа, Люциан прошел мимо опешившего парня. Можно, конечно же, было просто отказать, но просто – это не так интересно. Тем более что всегда оставался крохотный, размером с песчинку шанс, что Лена согласится. И тогда…
Что тогда, Люциан точно не знал. Кроме одного. Возможности стать к ней ближе он не упустит.
Глава 25
Женевьев
Она никогда ни на ком не срывалась! Никогда и ни на ком. Воспитание будущей тэрн-ари, а впоследствии и тэрн-архи не позволяло таких вольностей, это с детства уложилось у нее на уровне, кажется, всего существа. Гувернантки, родители, все вокруг это поддерживали, чувства, тем более эмоции считались излишними. В крайнем случае их дозволялось проявлять наедине с собой, когда не видит никто. Даже слуги.
Сегодня же… сегодня она увидела Софию Драконову, точнее, теперь уже Драгон, с Сезаром. В холле. Он нежно коснулся губами ее губ, и все тщательно выстроенные стены рассыпались, как песочный замок под порывом ветра. Женевьев казалось, что все уже в прошлом, в далеком прошлом. Но нет. Почему-то этот легкий, в общем-то, совершенно незначительный поцелуй, лишенный даже самого намека на страсть, выбил почву из-под ног.
Может быть, дело было в том, как он ее целовал. Так, словно собрал всю любовь мира, чтобы передать в этом коротком прикосновении губ к губам. Еще в нем была сумасшедшая жажда и отчаянная нежность. Все это было куда сильнее обычных страстных сосалок. Такие слова ей не полагалось знать, но она знала. Знала и злилась на Сезара, на Софию Драконову, на весь мир!
Поэтому все так и случилось. С ней, а еще с этим мальчишкой… Она не была столь наивной, чтобы понять, что Ярд Лорхорн просто так появился в доме для сирот волонтером. Разумеется, он старался выбирать задания, непосредственно связанные с ней. Разумеется, Женевьев это заметила, и не стала ходить вокруг да около.
– Вы здесь ради меня? – спросила она его вечером последнего выходного. Когда он принес ей стопку писем, которые были адресованы лично ей. Некоторые процедуры требовали того, чтобы некоторые документы по-прежнему оставались на бумаге, хотя многие уже давно перешли на магическую сеть и фамильные магические оттиски. Как бы там ни было, кое-что в Даррании оставалось неизменным. Например, бюрократия и бумажная волокита.
Услышав ее вопрос, тот поначалу опешил, но, надо отдать ему должное, отпираться не стал.
– Да. Это плохо?
– Это не хорошо и не плохо, – Женевьев не собиралась давать ему неоправданных надежд. Уж кому как не ей знать, что они разлетаются осколками в самый неподходящий момент, один из них до сих пор торчал в ее сердце. – Просто я хочу сразу все прояснить. Мы с вами совершенно разные, адепт Лорхорн.
Она специально назвала его адепт, чтобы увеличить дистанцию. Но он не поддался:
– Здесь мы просто мужчина и женщина, – выдал парень, глядя ей в глаза. – Лично я не вижу ничего плохого в различиях. Это гораздо интереснее, чем если бы у нас на все была одна точка зрения.
От такого напора опешила уже Женевьев. Опешила, а потом разозлилась. Как он вообще смеет с ней так говорить? Она – магистр, он адепт. Она Анадоррская, в конце концов! И этот мальчишка будет ей говорить, что для нее интереснее?
– Мы с вами из разных кругов, – отрезала она, глядя на него сверху вниз. При том, что он стоял, а она сидела, у нее это отлично получилось. Всегда получалось отлично: свет в его глазах сразу померк, а уверенности поубавилось.
– Хорошо, – сказал он. – Я понял.
Положил стопку писем ей на стол и ушел, а Женевьев еще минут пять пыталась прийти в себя. Для начала, избавиться от мерзкого чувства, возникшего после ее же собственных слов. Потом
