и он не поблагодарил меня за добровольно предоставленные услуги, но с другой стороны, я был рад видеть, как он идет, размахивая вымпелом, продвигаясь к своему триумфальному приему в Стивенидже.
Я положил руку на голову Дисмала, когда мы вернулись на большую широкую дорогу. Он, казалось, был доволен тем, что мы снова остались одни, и нежно подтолкнул меня. Я устал. Сочинение стихотворения Делфа утомило меня, заставив осознать, насколько трудной должна быть жизнь поэта. Изящный автомобильный мост пересекал автостраду и открывал прекрасный вид сбоку на сэндвич с джемом, от которого Дисмал лишь вздрогнул. Было что-то обнадеживающее в этом зрелище и в появлении лондонского такси, которое обогнало меня и вскоре оказалось далеко впереди. Я поехал немного быстрее, думая, что пришло время показать всем, что «роллс-ройс» по-прежнему король дороги.
Когда я обогнал такси на восьмидесяти, оно осветило меня фарами, и Дисмал выдохнул мне в шею с полным одобрением нашей скорости. Я без особых усилий поднялся до ста и задавался вопросом, кто был в той полицейской машине, пересекавшей мост возле Стивениджа. У Моггерхэнгера было много контактов среди сообщества сэндвичей с джемом, и обе организации интересовались моим местонахождением, так что, возможно, полицейская машина передала по радио о моем пути в мегаполис. Я сбавил скорость до девяноста, не желая, чтобы обвинение в превышении скорости стало первой из многих ступенек к двадцати пяти годам. «И рекомендуется, чтобы он отбыл весь срок наказания».
В раздвоении личности есть некоторая польза, особенно когда у вас есть постоянный доступ к самой веселой, позитивной и оптимистичной стороне. Это была одна из вещей, которых Бриджит терпеть не могла, но если бы я не обладал такой добродушной натурой, мы бы развелись много лет назад, и, возможно, это было еще чем-то, что она имела против меня. Я чувствовал яркое и страстное желание увидеть Сэма и Рэйчел, а также Смога, но подавил это желание, как противоречащее моей схеме выживания. Бесполезно было ехать в Харвич и садиться на пароход, следующий в Голландию, когда в воздухе висело столько незаконченных дел.
На длинном склоне перед островом в конце автомагистрали я сбавил скорость и выскользнул на встречную полосу, чтобы объехать грузовик. Водителю это не понравилось, и он велел своему товарищу посигналить, и шум преследовал меня всю дорогу до Хэтфилда. Плохо было водить машину, привлекая к себе такое внимание. Некоторое время он преследовал меня, сорок белых фар обжигали мою шею и почти сводили Дисмала с ума. Затем он свернул, и я спокойно устроился на длинном пути к Северной кольцевой дороге.
С расстояния двадцати миль, на подъеме дороги, я увидел разросшийся Лондон. Я почувствовал этот запах, и машина, казалось, прибавила скорость, хотя я не нажимал на педаль. Половина рекламного щита отсутствовала там, где в него врезался грузовик, а большой указатель в нескольких милях дальше был настолько заляпан грязью, что его едва можно было прочитать. Когда я добрался до Барнета, дорожные оранжевые натриевые огни были включены, хотя солнце еще светило ярко. Я пробирался сквозь более плотный, но быстрый поток машин через бесподобные самшитовые виллы Милл-Хилл, пока не свернул на запад по Северному кольцевому шоссе, минуя места, которые я отметил несколько дней назад, но которые теперь казались мне местами из другой жизни.
При моем приближении каждый светофор загорался зеленым, и я приехал в Лондон слишком рано, чтобы чувствовать себя комфортно. Я представлял себе ночной приезд, понимая, что если бы, когда я сдавал машину, там был Барни, у меня был бы шанс исчезнуть, как кошка в темноте. Я останавливался на каждом пешеходном переходе, чтобы пропустить любого, кто стоял в радиусе пятидесяти ярдов от края. Если светофор загорался желтым, я был трогательно благодарен за то, что меня задержали.
— Ты идешь или нет? — крикнул я пожилой женщине, которая поэтому почувствовала, что ей нужно так быстро спешить к переходу, что я испугался, что у нее случится сердечный приступ. Мне следовало пойти на концерт Делфа в Стивенидже, уговорить его взять меня в качестве своего менеджера и пресс-агента (или сводника), чтобы воздержаться от посещения Лондона еще на несколько дней.
Вместо этого я решил посетить квартиру Блэскина и посмотреть, как голодает Билл Строу. Я свернул в город на Уотлинг-стрит и Эджвер-роуд и через час обнаружил парковочный счетчик возле «Хэрродса».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 13
Это пишу я, Гилберт Блэскин. Пристегните ремни безопасности. История Каллена попала в мои руки, и в его повествовании есть пробел, который необходимо заполнить. Для меня это беспрецедентный шаг — лечить книгу отпрыска, но искусство всегда прививает стремление к совершенству — и это касается любого другого произведения, которое попадает в мою всегда благодарную руку. Причина, по которой Блэскин ненавидит коммунизм, заключается в том, что если бы британский Жданов когда-нибудь пришел к власти, а меня назначили министром культуры, я бы не смог доверять себе. Знание того, что человеческое совершенствование, особенно мое, ограничено, спасает меня от совершения множества грехов против моих собратьев. Мне бы хотелось сказать то же самое о женщинах.
Через несколько дней после того, как я впервые за несколько месяцев, если не лет, увидел Майкла Каллена (откуда мне помнить, когда я в последний раз видел своего сына?), он пришел однажды днем и оставил со мной существо по имени Дисмал. Он был в странном настроении, и я не мог понять почему, кроме того, что он только что вернулся из прогулки по стране от имени этого бандита Моггерхэнгера. Я надеялся, что он не сделал ничего, что могло бы вызвать у него проблемы с полицией. Он все время поднимал глаза и смотрел в потолок, как будто ожидая, что Бог сойдет из своего Царства и поможет ему. Меня это беспокоило и раздражало. Когда он не захотел выпить, потому что был за рулем, я действительно начал волноваться. После долгой ночи в городе у меня ужасно болела голова, и я имел честь выпить его долю вместе со своей.
И он не пробыл у меня достаточно долго, чтобы передумать. В нем больше моего упрямства, чем мне иногда хотелось бы себе представить, и он так же тверд в своих поступках, как и я в своих. Хотя на данный момент они не соприкасаются, я ожидаю, что со временем их будет все больше и больше. Я задавался вопросом, чем он заслужил такую судьбу.
Я также не люблю собак. Кобель, по кличке Дисмал, которого он оставил со мной, разорвал пачку моих сигарет на куски, как будто он был гневом Божьим, посланным одним из этих
