представить не можешь, что я пережил. Я не могу так дальше. И в тюрьму я не пойду. Я не возражаю, если ты пристрелишь меня прямо в этом гребанном подвале, мне плевать, если ты закопаешь меня на этой проклятой ферме или скормишь свиньям. Поверь – я уже мертв. Единственное, что я хотел бы – узнать, что сломало мою жизнь. Я ведь был нормальным обычным человеком. У меня была машина, маленькая квартира, любимая женщина, планы, желания. Я не воспринимал насилие. В кинотеатре я отворачивался во время жестоких сцен. Если это сделал я. Если я убил… Джеффа. То я хочу знать почему. Что или кто заставил меня это сделать.
Женщина курила и слушала.
– У тебя свои счеты. Это нормально, я уверен, что я заслуживаю той участи, которая мне уготована. Но, ты ведь не из полиции? А даже если и из полиции, то вряд ли то, что ты вчера сделала одобряет твое начальство. Иначе я бы сидел в камере, а ты раздавала интервью. Я думаю, что у тебя были причины на то, чтобы найти меня любой ценой. Я думаю, что ты поставила на карту свою карьеру, а может и жизнь, чтобы поймать меня. И чем это закончится? Выстрелом мне в голову? Тебя это успокоит? Особенно после того, что я тебе рассказал. Ты не будешь потом просыпаться ночью от мыслей «кто действительно убил Джеффа»?
Я задыхался, мое дыхание сбилось, пока я говорил это. Бессвязно, сбивчиво, эмоционально. Проймет ли речь ее. Вот в чем вопрос. Я столько раз избегал смерти, что почти научился жить с ней по соседству. Но, умирать мне не хотелось. Я понял это во время своего монолога.
Эмили молчала. Закурила, взяла Сахаптин.
– То есть, ты хочешь сказать, что ты не пил, не был под наркотой, и не хотел никого убивать?
– Нет. – я замотал головой так, что к затекшей руке начала возвращаться чувствительность.
– И голоса в голове тебе не приказывали кого-то убить? И в секте ты не состоишь?
– Нет. И я агностик.
– Какого ж черта ты сбежал?
– Этот разговор и здесь выглядит нелепо, пока на кону моя жизнь. А теперь представь, кто бы меня слушал в полиции. Моих объяснений не хватит даже для того, чтобы меня признали невменяемым.
– Когда ты последний раз вводил эту хрень? – Эм кивнула на Сахаптин.
– Вчера утром.
– А как ты его достал? – она прищурилась и пристально посмотрела мне в глаза.
– Купил у бродяги, недалеко от пункта выдачи.
Она смотрела. На меня, на тубус. Потом решительно подошла и вколола препарат мне в руку.
– Не возражаешь, если я посижу тут с тобой? – съязвила Эмили.
– Дай только сигарету.
29
Уоллес Торп посмотрел на часы.
Начало десятого. Нужно выезжать. Опоздания были не в его правилах. Отец Уоллеса любил повторять: «если встреча тебе нужна, то приди на пятнадцать минут раньше, если же нет – на пятнадцать минут позже». Не сказать, что это вошло в правила Уоллеса, так как приезжать заранее он считал унижением, а заставлять ждать – оскорблением.
Накинув пальто и взяв кейс, Торп вышел из кабинета. По привычке кивнул было секретарше, но вовремя обнаружил пустующее рабочее место. На парковку он вышел через черный ход, чтобы ни с кем не столкнутся. Видимых причин его нелюдимости не было – просто очень не хотелось рушить умиротворенное внутреннее состояние, вопреки обстоятельствам одарившее Уоллеса Торпа этим вечером.
Выйдя на улицу, он вдохнул полной грудью и на минуту остановился на пути к машине. Почему все вечера не могут быть такими же? Тишина и густой туман создавали уютный кокон, в котором так просто заглянуть внутрь себя, и обнаружить доселе неведомые, но трогательные и хорошие качества. Туман проникал под пальто, находя лазейки между пуговиц пиджака и рубашки, обволакивал кожу, и сквозь поры впитывался телом, ударяя в мозг детской и наивной верой в чудеса. В то, что под этими матовыми фонарями, под одинокими снежинками, в этой волшебной тишине спонтанного сплина, может случится что-то хорошее. Что-то доброе и безупречное.
С тоской стряхнув с себя чарующее наваждение, Уоллес сел в свой автомобиль и, дав мотору прогреется, двинулся по загадочным улицам Сиэтла в сторону поместья Дикий дуб.
Дорога доставляла истинное наслаждение. Торп не уставал удивляться насколько сильно гармонируют творения великого Майлса Дэвиса с чарующей погодой и его собственными душевными струнами. Впитывая в себя каждый звук трубы мэтра, каждую снежинку, витиеватыми спиралями спускающуюся на город, Уоллес старался абстрагироваться от предстоящей встречи. Внутренний голос подсказывал, что ничего дискомфортного его не ждет, но и приятного времяпрепровождения не обещал.
Возле массивных ворот особняка он остановился и представился подошедшему охраннику. Ворота незамедлительно распахнулись, и он проехал по припорошенной дорожке к дому. У входной двери его приветствовал дворецкий:
– Доброго вечера, мистер Торп. Смею надеяться, Вы добрались комфортно.
– Да, спасибо. – Уоллес подал ему пальто. – Погода просто невероятная.
– Ваша правда, навевает удивительное настроение. Пойдемте, мисс Аранда ожидает Вас в своем кабинете.
Путь к кабинету хозяйки на втором этаже они проделали в молчании. Гость покорно следовал за дворецким, наслаждаясь удивительным спокойствием интерьера, словно перенесенного из временного разлома из двадцатых годов. Резные панели на стенах в темных тонах, вставки из золотых и красных вертикальных полос, причудливые бра в стенах, как звонко атмосфера отзывалась в душе, где все еще звучали джазовые мотивы.
– Мистер Торп, – его проводник распахнул массивные дубовые двери, приглашая внутрь.
Уоллес кивнул и проследовал в полумрак огромного кабинета. Несмотря на свои размеры, комната не была отягощена предметами интерьера. Растопленный камин слева, возле него несколько мягких кресел и столик, справа скромные полки с книгами. Прямо перед ним, между двумя огромными окнами расположился массивный стол из темного же дерева, с двумя креслам для собеседников. За столом восседала Лавина Аранда, которая учтиво встала при появлении гостя и радостно заулыбалась:
– О, мистер Торп. Я несказанно рада, что Вы все-таки приняли мое приглашение.
– Мисс Аранда, – Торп направился к столу, учтиво пожав протянутую руку, – Сложно отказаться, если даже мэр настойчиво намекает, что нам с Вами есть о чем поговорить.
Лавина расхохоталась.
– Ох, мужчины. Я ведь просто просила его сказать, что я не кусаюсь.
– Смею заметить, что у Вас великолепный дом.
– Благодарю. Рада бы сказать, что я сама его обставляла, но это не так. Вы пьете, мистер Торп?
– С моей-то работой? Порой приходится.
– Сейчас такой случай?
– Вы ставите меня в неудобное положение мисс Аранда, но, пожалуй,
