пехота: германцы, волохи и славяне, вооруженные мечами, копьями и боевыми топорами, а кто и просто дубинами или рогатинами. Знать и дружинники носили кольчуги, а то и полный доспех, с панцирем, наколенниками и шлемом, тогда как рядовые воины обходились нехитрым облачением из вареной кожи, а то и просто стеганками. Слегка наособицу шло сербское войско, под знаменем с белым волком на черном фоне, развевавшимся над головой князя Просигоя.
Каган Эрнак ехал во главе войска на могучем черном жеребце, с роскошной, похожей на львиную, гривой. Каган носил черный панцирь, с золотым грифоном на нагрудных пластинах, и высокий шлем, также увенчанный золотой фигуркой грифона. С пояса свисал длинный меч, к седлу крепились метательный топорик и длинное копье. Каган выглядел мрачным — еще пару седьмиц назад он вовсе не собирался переходить эти горы, оставляя за спиной толком не усмиренную Болгарию, нет-нет, да и вспыхивавшую пожарищем отчаянных восстаний, которые приходилось топить в крови. Не раз он корил себя за то, что послал в Царьград Гелемунда — отчаянно смелый вояка и неплохой полководец, гепид оказался никудышным переговорщиком. После того, что ответил его послу Михаил, Эрнаку уже ничего не оставалось как ввязываться в новую войну с коварным и сильным врагом, толком не переварив уже захваченных земель. Да еще и этот выскочка, Ярополк — Эрнак поморщился как от зубной боли, вспомнив напряженное ожидание посольств, направленных в днепровские степи и обескураживающий ответ, что Ярополк-де ушел в северные дебри, со всем воинством. Мало того, что Эрнак потерял время, дав врагу лучше подготовиться, так еще и непонятно, чем обернется это своеволие для каганата. Как бы не пришлось после похода на ромеев, разбираться еще и с мадьярами, учить уму-разуму невесть что о себе возомнившего мальчишку.
Рядом с Эрнаком, на палевой кобыле, ехала Неда, в шаманском облачении и с жабой из черного янтаря на груди. По ее непроницаемому, покрытому маской белил лицу, никак не угадывались ее мысли — также как и по холодным, серо-стальным глазам, скользившим взглядом по лесистым склонам. Многие авары со страхом и, одновременно, с надеждой косились на нее — в этом походе не лишней оказалась бы любая подмога, даже колдовство.
Громкий топот и гортанные крики оторвали кагана от невеселых раздумий — возвращались посланные на разведку всадники.
— Стена, впереди стена! — разобрал отдельные крики Эрнак и от души выругался — ну вот, началось! Бросил раздраженный взгляд на жену — а ведь во многом из-за ее советов он зашел так далеко. Неда безмятежно улыбнулась крашенными в черное губами.
Выход из ущелья, которым следовало аварское войско, закрывало громоздкое сооружение из бревен и колючих кустов, вперемешку с каменными глыбами. Из-за этой стены, высотой в два человеческих роста, выглядывали головы в ромейских шлемах, кто-то поднимал лук — и уже с десяток стрел вонзилось в землю перед ногами аварских коней.
— Провались они к Эрлику! — выругался каган и повернулся к жене, — что скажешь теперь?
Неда ничего не ответила — лишь вскинула руку, проводя открытой ладонью перед лицом кагана и стрела, предназначавшаяся владыке аваров, ушла в сторону, вонзившись в землю под копытами жеребца. Конь, испуганно всхрапнув, попятился, а каган, подняв голову, зарычал от бессильной злобы: на склонах гор, с обеих сторон появилось множество вооруженных людей, одетых на болгарский манер. В руках они держали луки, с наложенными на них стрелы, другие же вскидывали пики или раскручивали над головой пращи, а то и вовсе стояли, готовясь, у груд больших камней.
— Обложили, паскуды, — Эрнак криво усмехнулся, чувствуя, как напряжение последних дней вдруг покидает его, оборачиваясь знакомым предвкушением кровавой потехи. Судя по движению за стеной, собралась там немалая сила — а значит, все решится прямо здесь и сейчас. Он рассмеялся коротким, отрывистым смехом, похожим на волчий рык — и в тот же миг Неда, обернувшись к войск, вскинула сжатую в кулак руку.
— На небе Сварги-хан, в пекле Эрлик-хан, а на земле — каган!!! — крикнула она и войско, только что замершее в напряженном ожидании, ответило ей слаженным откликом, завывая и потрясая над головой саблями.
— На небе Сварги-хан, в пекле Эрлик-хан, а на земле — каган!!!
Эрнак рассмеялся и, вынув из ножен саблю, вскинул ее над головой и махнул:
— Давай!
В тот же миг все остальные звуки заглушил оглушительный свист — и небо над ущельем почернело от стрел. Стреляли, метали дротики и копья в авар, как из-за стены, так и с гор. Одновременно послышался и оглушительный грохот — целые каменные лавины катились по склонам, поднимая облака пыли. Увесистые глыбы врезались прямо в аварское воинство, давя людей и лошадей. Однако многие воины, выставив щиты сумели сдержать каменный шквал, в то время как конные лучники, уворачиваясь от катящихся на них глыб, направили своих скакунов вверх по склонам, стреляя на ходу. Другие же, устремляли своих коней прямо на стену, даже в не особо широком ущелье ухитряясь слаженно разворачивать коней, выпустив стрелы в засевшего в засаде врага. Смертоносный
