могла себе представить: рядом с Беневолентом больше не было его братьев и сестер, но был Саасши. И его команда.
– Напомни, чем занимаются твои ребята? – парировала Леда.
Саасши снова откинулся назад, а Беневолент рассмеялся.
– Я тоже подумал, что они пираты!
– Я мог тебе и соврать, – буркнул Саасши. – Может, меня заточили в этот гребаный кинжал за разбои и воровство.
– И что же вы крадете? Налоговые декларации?
Саасши скрестил руки на груди поверх своего расшитого кафтана.
– Причем чужие, потому что свои они оплачивают, – уточнил Беневолент, снова повернувшись к Леде.
Та улыбнулась еще шире, а потом ахнула.
– Ты! Ты был в «Краю света»!
Теперь она была в этом уверена: это Саасши буравил ее взглядом, когда она оставляла в таверне письма и пыталась поесть.
Тот откинулся еще дальше и фыркнул.
– Я думала, тебя нервирует мой мундир.
– Меня гораздо больше беспокоил тот факт, что ты объявилась в Инезаводи.
На языке Леды растаял вопрос о том, что бы он сделал, если бы она к нему подошла. На самом деле она не хотела этого знать.
– Ты видел ее? Когда? – Беневолент почти обиженно поднял брови.
– Когда забирали партию раковин для Тезазе. Неважно.
– Важно! Ты ничего не сказал!
– И не должен был, если ты не помнишь, – огрызнулся Саасши, но сразу же сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох. – Это все проклятый мундир…
– Земля! – грянуло откуда-то сверху, и Леда подняла голову, потому что кричали на хьясу.
Вниз по мачте карабкалось нечто чешуйчатое, хвостатое и белое.
Леда подскочила, потянувшись к карману, – вот только там не было ножниц, только ракушки Лисы, которые она до сих пор таскала с собой. Словно они были ее маленьким талисманом. Беневолент вскочил следом, и даже Саасши поднялся.
На палубу шлепнулась сирена. Она… нет, он склонил голову и потянулся к висящему на поясе кинжалу.
Теперь Леда видела, что в них с Тишь нет ничего общего, кроме белой чешуи и длинного хвоста: у этого… сирена не хватало крыльев, и нескольких рожек, и шрама на пол-лица, зато были другие. Леда видела часть его спины (остальное скрывала жилетка), по которой тянулся рваный рубец, – как раз на месте крыльев. Шрам шел до бедра и истончался книзу, совсем как молния. Этот сирен быстро влился бы в дом Штормов, хотя вряд ли вообще о них слышал.
– Тараш, это Леда! – радостно возвестил Беневолент. Он словно не заметил напряжения, хотя попытка сгладить его была очень кстати. – И давайте не будем превращать каждое новое знакомство в потасовку, да?
Тараш прищурился – веки у него были вертикальные, надо же! – и опустил взгляд на Ледины руки. Она устала их закрывать и рассказала Беневоленту о том, что случилось после его бегства. Ничего конкретного, ведь пока она многого не понимала сама. Что это были за черные нити? Как это связано с Буяном? А связано это было несомненно. Он появился в Инезаводи в ту же ночь, ночь равноденствия. И он знал ее. Это не могло быть простым совпадением.
Но Леда рассказала Беневоленту – и Саасши тоже, потому что тот, похоже, превратился в его тень, – как ее выставили из Цеха. Беневолент пытался просить прощения: он, конечно, не хотел, чтобы все так закончилось. Но Леда оборвала его: она сделала бы это еще раз. Даже заранее зная, что лишится будущего.
Она успела сообщить о песнях и о том, как встретила Буяна. Умолчала лишь о том, что приняла его за Беневолента. Не потому, что было стыдно, – хотя ей, конечно, было, – а потому, что Беневолент наверняка пустился бы извиняться и за это тоже.
Тараш вынул из-за яркого пояса кинжал. Леда отшатнулась, едва заметив, что он вытягивает свою длинную белую конечность… а потом открыла глаза. Когда она успела их закрыть? Тараш протягивал ей свой кинжал. Что было принято делать в подобных случаях? Благодарить? Приседать в поклоне?
– Мне нечего дать взамен…
Леда снова вспомнила о ножницах, наверняка покоящихся теперь на дне морском. Обменивать их на клинок она бы все равно не стала. Она подняла взгляд, но Тараш смотрел не на нее. Он смотрел на Саасши.
– Когда израненные судьбой руки сомкнутся на рукояти… – прошептал Саасши. А потом взглянул на Леду – в его глазах цвета моря заискрились светлячки надежды.
Леде не нужно было хоть раз слышать печать проклятия, чтобы знать – это она. Если Саасши доверял этому сирену таскать на поясе свою сестру…
Она медленно протянула исчерченную молниями руку и сомкнула пальцы на рукояти. Бережно провела второй рукой по лезвию – широкому, словно лист.
На первый взгляд из общего у Лэ’ши с братом были только бледная кожа – хотя морское солнце высушило и подрумянило Саасши – и темные с зеленью волосы. Но стоило присмотреться, и в глубине ее темных глаз тоже всплывала зелень, а губы изгибались в такой же кривой усмешке. Волосы ее были короткими и взъерошенными – так, наверное, выглядел бы сказочный ифрит, выпущенный из кольца или лампы.
Лэ’ши громко и с восторгом выругалась. Саасши тут же бросился ее обнимать.
Они начали праздновать, еще не причалив: когда Буян вскарабкался по сетям на корабль, опьяневший Тараш уже изображал русалку на носу корабля под чутким и громким руководством Лэ’ши, от которой ни на секунду не отходил брат. Беневолент носился от кладовок наверх и обратно, смеялся громче всех и тоже почти не отходил от воссоединившихся брата и сестры.
Появление огромного чудовища никто не заметил. Леда сидела в сторонке, сцепив руки вокруг коленей, и улыбалась в распущенные волосы – после полета и купания они были жесткими и завивались еще больше. Леда решила отпустить их на волю… когда она в последний раз это делала не перед сном, а просто так?
Буян подполз к ней, сильно заваливаясь на правый бок – левое крыло он берёг.
– Что я пропустил? – пророкотал он.
– Семейное воссоединение. И немножко волшебства, – буркнула Леда, не поднимая головы от коленей.
– Ого! – Лэ’ши посмотрела в их сторону, и Буян неловко переступил когтями по доскам. – А из этого фигура на нос получится еще лучше, а!
– И много алкоголя, похоже, – прошипел Буян, прижав к шее гребни и чуть зашипев от боли. – Что такое «фигура на нос»?
Последнее Буян произнес на сумеречном. Вернее, полувыплюнул-полупроскрипел. Леда резко повернула голову – пушистые водопады качнулись вместе с ней.
– Я так долго вас слушал, что кое-что уловил.
Он совсем по-человечески шевельнул когтистыми пальцами, и сердце Леды снова сжалось. Он был когда-то человеком. В этом она не сомневалась. Откуда он ее помнил? Видел в Цеховых башнях двора? Когда Леда говорила о Городе-Грозди, он ведь вспоминал и город тоже.
Леда объяснила ему, что такое носовая фигура корабля. Буян не только не обиделся, но и полез вперед под одобрительные крики толпы, чтобы собственноручно проверить, хорошо ли у него получится представлять этот корабль.
Ближайшей сушей на их пути был остров, темнеющий хвойным лесом и окаймленный горным полумесяцем. Здесь жили сирены.
Как иначе? Случайности давно перестали происходить в Лединой жизни. Она получила мундир, чтобы залезть в архивы Благих Когтей. Не зря: там, за несколькими решетками и замками, в пыльном углу ютился чей-то древний дневник, из которого Леда узнала, что нить судьбы надо искать прямо над шеей, где кости сплетаются с кровью в невообразимый узел жизни. Она нашла Буяна по сиянию собственной нити судьбы – вшив ее в то, о чем ничего не знала. Она спасла множество будущих, лишившись своего. Вернулась в Инезаводь и обнаружила, что запомнила ее куда более враждебной, чем она есть. Сирена сбросила ее в море, и она оказалась на острове, который был их колыбелью. Где-то далеко на западе, посреди Пустынного моря, если верить Джарху.
– Вам стоит поговорить с ними, – прошипел Тараш, который мучился мигренью и постоянно мотал головой, высматривая Лэ’ши. Пальцы его раз за разом неосознанно смыкались на поясе, там, где прежде был кинжал. Неудивительно. Отвыкать от чего-то настолько привычного сложно, но перемены – это
