это же время подъехал Фандо. Жестом показав, чтобы он загонял «Хаммер» во двор, я поспешила к нему…
Таты в квартире не было, я мысленно задала вопрос, где она может быть, и в ответ тут же нарисовалась картинка: ближний к дому супермаркет, Тата укладывает в тележку пакет молока. Там уже лежат пачка макарон и упаковка йогуртов.
– Забываю спросить – ты одна живешь? – Георг бросил взгляд на полочку для обуви, где стояли только домашние тапочки Таты. Я свои утром, видимо, оставила в комнате, выбежав в коридор босиком, когда торопилась на встречу с Сотником.
– Нет, с… тетушкой, – после легкой паузы ответила я, лихорадочно соображая, какую степень родства приписать Тате, чтобы избежать дальнейших расспросов.
– Сестра отца или матери? Пожилая, наверное? – продолжил допытываться Георг, притормозив перед дверью в комнату. – Мне сюда? Или в спальню?
Видимо, поняв, что пошутил неудачно, он перешагнул порог и буквально втащил меня за собой.
Он улыбался, а я чувствовала, как ему плохо. Губы едва коснулись моей щеки, оставив слегка влажный след на коже, зато объятие было крепким и долгим – мы простояли, замерев, несколько минут. Молчали каждый о своем. Я слышала гулкие удары сердца, прижавшись ухом к груди: со своим ростом я едва дотягивалась макушкой до его подмышек. Он очнулся первым, убрал руки и отошел к окну.
– Какая-то безрадостная картина с этой стороны, не находишь? Кто вообще позволил у вас под окнами автостоянку организовать? По санитарным нормам – пятнадцать метров от жилого дома, если машин больше пятидесяти. А тут их явно больше.
– Как офисное здание построили, так и…
– И вам, жителям, по барабану?
– Тебе больше обсудить со мной нечего, Георг? – Я понимала, что он просто оттягивает разговор об отце.
– Рядом с тобой Сотник был, когда я позвонил? – не ответив, бросил он через плечо.
– Да.
– Значит, в городе. – Георг быстро набрал на телефоне номер. – Михаил, Фандо беспокоит. Далеко уехал? У моста… Вернуться нет желания? Я у Ляны. Да-да, именно точки расставить. Хорошо, ждем.
– Зачем он нам? – удивилась я.
– Чтобы десять раз не обсуждать одно и то же. Пока его нет, расскажи об отце. Как умер?
– Отравился алкоголем. Но не это самое важное сейчас…
Слушать Георг умел. Ни тени удивления, ни возгласа при упоминании о первой любви Юдина, о дружбе с моим дедом, предательстве обоих. Я видела, что он ничего об этом не знал, мать не сочла нужным рассказать. Но, возможно, и сама не была в курсе, что за человек отец ее ребенка. Случайная связь, бывает…
Я намеренно не сообщила с самого начала, что любимая девушка молодого Юдина впоследствии родила мою маму…
– Так вот. Софья Кудрина, любимая и Зуличем, и Юдиным, – моя родная бабушка. Она вышла замуж за Юдина после того, как арестовали Илью Зулича. Но позже, узнав о том, что следователем, который посадил ее мужа, был твой будущий отец, она вычеркнула его из своей жизни. Моя мама с двух лет Зулич Вера Ильинична, так что ничего, что бы напоминало о Юдине, у нас в семейном архиве нет.
– Твоя мать точно не дочь моего отца? Родилась-то, получается, уже при нем! – испуганно вскинулся Фандо.
– Мы не родственники, если ты об этом. А вот куда делся Юдин после развода? Мама родилась в семидесятом, то есть с семьдесят второго по… Тебе сколько лет, Георг? – Я вдруг поняла, что даже этого не знаю! Замуж собралась…
– Тридцать восемь в октябре.
– Где он был почти десять лет? Если женился на твоей маме для того, чтобы ты родился в браке? Или по другим причинам?
– Да не знаю я! Мне года не было, когда он сбежал. Я его и не помнил. Да и не вспомнил бы, но мама, зная, что умирает, взяла обещание, что я приведу Юдина к ней. И дала адрес! Как оказалось, живет он в промышленном районе. Комната в коммуналке – кровать, стол, стул. До сих пор уверен, перевернул бы стул – а там инвентарный номер… Ни детей, ни жены. И чего ему в нашей семье не жилось? Мать его любила, как я понял.
– А он ее – нет. Наверное, не смог забыть мою бабушку Софью, – заметила я с некоторым торжеством, но тут же виновато замолчала: Георг смотрел на меня с удивлением.
Глава 25
Меня спас Сотник. Точнее, звонок в дверь и мое спешное бегство под невнятное бормотание, которое должно было бы звучать извинением. Но как просят прощения в таких случаях, я не знала – на самом деле большой беды в искренней гордости за красоту своей прародительницы я не видела. Да и мама была красива, и у нее поклонников, как сообщила Тата, была тьма. И если бы не отец… Быть бы мне дочерью не цыгана Шандора Бадони, а старшего лейтенанта Москвина, ныне генерала сухопутных войск, о котором более всего сокрушалась мамина подруга. Остальные претенденты на мамино сердце, с ее точки зрения, были тоже не так плохи: в будущем главврач глазной клиники, завкафедрой в техническом вузе, чиновник мэрии (на худой конец). И мой отец, естественно, проигрывал всем.
Я впустила в квартиру Сотника, кивнула на дверь комнаты, в которой находился Георг, и только потом сообразила, что адреса-то майору не сообщала. Значит, сам узнал и запомнил.
– Что обсуждаем? – спросил Сотник, обменявшись рукопожатием с Фандо, который не проронил ни слова.
– Без тебя говорили о том, о чем уже знаешь. Дошли до знакомства Георга с отцом, – ответила я.
– Я в курсе, что детство твое, Георг, прошло без него. Но я какого-то мужика припоминаю, видел возле дома твоей бабушки в Жуковке. Он?
– Наверное. Мать его как папочку мне не представляла. Я вырос с уверенностью, что нет отца, и все. Поэтому меня и удивило, что она и адрес его знает. Мне, уже взрослому в то время мужику, было все равно – есть он, нет. Но как умирающей матери откажешь?
– И ты к нему поехал…
