Гнилой запах снова мешался стерпким, цветочным. Много позже яузнал, чтоэти цветы звались розами. Атогда думал, чтосама земля скорбит имстит заведьму.
Мы опять бежали, какимногие другие. Людинезнакомого мне короля сжигали целые деревни, неразбирая больных издоровых, номор было неостановить. Онбыл живуч иневесом, авот мы–нет.
Останавливались то водной деревне, товдругой, пока некончились наши запасы. Нужно было работать, асделать это могли, только осев. Вокруг голодали многие, поля давали мало урожая, ноздоровых рук постоянно нехватало. Впоследней деревне, которую запомнил, снами вполе вышел даже отец.
Аеще полгода спустя смерть догнала мою мать. Онаушла быстро, буквально истаяла наглазах. Отецбыл безутешен ине отходил отее постели досамого конца. Оночень любил ее– настолько, чтокогда-то незаставил ее рожать других детей, видя, какструдом выносила меня. Наверно, ятоже любил? Сейчас она почти стерлась изпамяти, оставив там всего несколько картин, пару улыбок иискаженное страхом лицо вдень, когда явилась ведьма. Яплакал, когда мать умерла, ногоря своего незапомнил.
Мы выжили втот раз, идаже вездесущие палачи проклятой короны, сжегшие тело моей матери, нетронули нас. Итогда мы отправились вгород, подзащиту каменных стен. Говорили, чтотам есть еда иработа… Ноотец невыдержал дороги. Емухудшало скаждым днем, будто он терял несвое тело, асаму искру жизни, чтотак ярко сияла внем прежде. Ядумаю, немор скосил его, атоска.
Мне было десять лет, когда яводиночестве постучал ввысокие, плотно запертые ворота города. Присебе уменя была краюха хлеба, сворованная укакого-то обоза надороге, дастарый, проржавевший меч, оставшийся ототца. Ятак ине освоил его науку, итвердый оранжевый мох покрыл его целиком почти сразу, какяостался один. Норубил он все еще отменно, пару раз вдороге мне пришлось это проверить.
Мои руки огрубели отдолгой работы, подглазами залегли глубокие тени, авржавчине меча насолнце проглядывали пятна крови, которые неотмывались. Думаю, яне выглядел надесять лет втот день. Иуж точно нечувствовал себя таковым.
Повысоким черным башням, которые возвышались надсерыми стенами, ещеиздали понял, куда пришел. Этобыл один изгородов, гдестояла Академия проклятых охотников. Здесь готовили убийц, растерзавших вклочья мою жизнь. Здесь учились те, ктоубилее…
Я хотел жить, новтот момент меня захватила злость. Завсе, чтомне довелось пережить после того проклятого дня, зародителей, замор, ужнезнаю, какпривязал кэтому охотников. Иза нее, конечно. После нескольких недель выживания водиночестве яуже мнил себя бывалым воином натракте, икакая-то жалкая горстка трусливых мужиков мне была нипочем. Именно трусливых, разони прикрывались отодной-единственной девушки жителями деревни. Ябы ина деревню злился, навсех, ктоиграл сомной маленьким, угощал сладостями ирассказывал сказки. Ноони давно гнили вмогилах. Холодная земля забрала всех, кого язнал…
Вгород меня пустили безпроблем, несмотря нагулявшую поокруге болезнь. Ееочаги уже затухали, илюди умирали все реже. Даистража, уверен, просто пожалела сироту. Мнененужно было делать грустное лицо иливрать– таких, какя,было слишком много вте времена. Иобычно они невыживали.
Минув стены, прикрыл нос платком отдикой вони этого места. Много позже яузнал, чтовсе города воняют именно так, ипривык. Запах небыл похож нагниль ирозы, преследовавшие меня всю дорогу, иэто немного успокаивало. Город вонял людьми, ноживыми.
Я направился сразу кбашням. Наузких улочках еще несновали люди, отвыкшие покидать дом лишний раз из-за болезни, поэтому никто неподумал меня остановить. Академия была выложена черным камнем изияла мрачными прорезями нафоне серого города ибезоблачно-синего неба. Втот день она была средоточием всего, чтояненавидел. Неимея больше цели, безвсякого плана, обнажил меч ипостучал вжелезные двери. Решил– будь что будет.
–Ухты, щенок! Какой злобный!– хохотнул мужчина впростой белой рубахе, который открыл мне дверь.– Учиться пришел?
Он был нестарше моего отца, стакойже доброй улыбкой имягкими глазами. Совсем непохож намонстров вчерных плащах, которые приходили внашу деревню. Яостолбенел отэтого дикого несоответствия. Такине обрушил меч, ужезанесенный дляудара. Просто стоял столбом исмотрел нанего.
–Ну, чтомолчишь?– Онпродолжал улыбаться, невидя явной угрозы.
–Я…– запнулся. Весьпыл, который нес меня сквозь полупустой город, вдруг мигом испарился. Наплечи рухнула усталость, накопившаяся загоды пути, иячуть несел прямо там, напороге.
–Заходи, тыголоден? Гдетвои родители?– Онприобнял меня заплечо, мягко утаскивая внутрь. Ияподдался, опуская меч, который так ине пустил вход.
«Скажи, чтохочешь учиться»,– прошептал незнакомый голос вголове. Тактихо, чтоя мог спутать его ссобственными мыслями. Амог решить, чтоболезнь догнала именя итеперь горячечный бред пожирает голову… Потому что вновь почувствовал слабый аромат роз. Нояпросто послушался. Ябыл таким усталым итак давно один. Сказал то, чтоотменя хотели услышать.
Иостался взамке счерными башнями. Быларанняя холодная осень, учебный год только начинался. Мужчину, встретившего меня, звали Фридрих, онбыл одним изучителей. Втот год ябыл непервым сиротой, забредшим кним сдороги. Кто-то шел зазащитой иедой, кто-то мечтал стать охотником, акто-то, какия,жаждал мести– принимали всех.
Когда-то Академия была элитой, внее поступали только сыновья знатных родов, иотбор был строжайший. Ноэто было давно, слишком давно. Вуслугах тренированных охотников нуждались все реже, выпускникам приходилось идти вармию, навойну иливгородскую стражу. Теперь, чтобы оправдать свое существование, вАкадемию набирали даже такое отребье, какмы.
Зато уменя была своя кровать, кусок хлеба икрыша надголовой. Крыша, из-под которой больше ненужно никуда убегать. Инас учили, хотя процесс часто шел очень туго. Осваивать грамоту крестьянским детям было нелегко, аучителя… Скажу так, даже Фридрих назанятиях небыл столь добр. Иначе удержать нас вузде неполучилосьбы ниукого. Мыбыли какстая волчат– озлобленные, видевшие вовсем лишь угрозу, лишенные ласки так давно, чтоуже ине помнили, каковоэто.
Нокак только дошли дофехтования, всепошло гораздо легче. Держать меч яумел, аспускать всю накопившуюся злость запотерянную жизнь мог сколько угодно. Хотяизлости вомне почти неосталось, так, отголоски былой боли. Ядаже завел нескольких друзей, игоды вАкадемии могу назвать вполне сносными. Да, учителя били ишпыняли нас, неставили жизни нивгрош– какивсе вте времена. Кто-то измальчишек регулярно погибал натренировках, носирот было так много, чтоникто ине считал. Людиумирали внутри стен иснаружи, даже беззапаха гнили ироз– современем кэтому привыкаешь.
Иногда ясбегал напару дней, чтобы побыть водиночестве. Вполовине дня пути отгорода был огромный лес. Конечно, нечета тому, вкотором явырос. Носреди вони испражнений ирегулярных стычек мне ужасно нехватало зелени деревьев. Будто вгороде небыло жизни, всеискусственное, всерукотворное. Аяхотел снова иснова ощущать настоящее дыхание земли.
