трястись руки, вижу, как он взволнован, он отворачивается, чтобы скрыть свое волнение.
И в этот момент, мне кажется, что он знает, кто совершил покушение…
Часть2 Глава 17
На следующий день мы решили продолжить свое расследование. И первым делом решили изучить кусок шерстяной ткани, который использовали как мое одеяльце. Мы разворачиваем его на столе и стараемся рассмотреть. Н первый взгляд обычное тканое шерстяное полотно, раскрашено разными красками, но оно явно было оторвано от большего полотнища, края были неровными, нитки легко осыпались. Мы долго рассматривали полотнище, но так и не смогли определить, что на нем изображено.
Держу одеяльце в руках, и вдруг мне приходить мысль, что это тряпицу держал в руках мой отец, в ней несла меня мать, значит, она хранит память от прикосновений, каждый предмет на себе несет мгновения памяти, только их надо почувствовать. Я беру одеяльце в руки, крепко прижимаю к груди, как мать, несущая свое дитя, и закрываю глаза…
Закрываю глаза, останавливаю мысли, я в пустоте вселенной…тишина оглушающая…
Вдруг откуда то издали стали доноситься отголоски разговоров, крик, плачь, то плачет ребенок, на взрыв, ребенок плачет давно, голос его охрип…
И вдруг вспышка, мир залился яркими красками, меня словно бросили в кипяток, это воспоминания, прошлое…
Вот огромный шерстяной стяг белый с пятью красными полумесяцами, чья та рука рвет его на части…
Женская изящная ручка пишет письмо, перо дрожит в ее руках, а в другой руке она комкает шерстяное полотно…
Молодой красивый мужчина улыбается, держит за руку молодую женщину, она краснеет и опускает глаза, стараясь вырвать свою руку из захвата, но незнакомец держит крепко, над ними герб…
Эта молодая женщина бежит, оглядываясь, платок сбился, волосы растрепались, в руке она держит что-то завернутое в полотнище, то полотнище, которое оторвали …
Вот сверток лежит на ступеньках дома, сверток кряхтит, а затем заходиться плачем, плачет долго до хрипоты…
Все! Воспоминания окончились, больше половины я не поняла, они, словно кадры плохого фильма, фильма о прошлом, промелькнули у меня в голове.
Одно я поняла точно, что женщина, которую держал за руку мужчина, и женщина, что подбросила ребенка — одно лицо. Я увидела свою мать. И если верить этим воспоминаниям, то ей грозила какая то опасность.
В голове сумбур, не могу привести чувства в порядок, словно увиденное что-то всколыхнуло в моей душе, что-то такое, о чем я знала, но память моя была закрыта до поры…
Иду к Пилату. Он сидит один в кабинете, на окнах закрыты шторы, в полутьме, скорбно склонив голову, сидит в одиночестве, на его лице печаль, последние дни сильно повлияли на него, он как-то резко состарился.
Пилат поднимает на меня глаза, я вижу, как шевелятся его губы, но слов нет, только тихий шёпот, словно он молится, если бы не знала, что «древние» в этом мире как боги, то подумала, что он молится каким-то другим известным только ему богам.
— Расскажи мне про Маргуса, ты же его хорошо знал, какой он был?
— Что ты хочешь от меня услышать? Он не был идеальным, как его представляют нынешние, и у него были враги, и были друзья, все было…
— И все же, какой он был на самом деле?
— Разный, он был политиком и бизнесменом, великим ученым, отличным любовником, его любили женщины, а он их, он был разный…Красавец, сердцеед…
— Что из этого могло привести к его смерти?
— Все вышеперечисленное, в политике у него было много противников, он был против, чтобы люди узнали и признали нас своими правителями, мы всегда оставались в тени, но были советники, которые хотели это изменить. Его любило множество женщин, но он не одну из них не выбрал своей спутницей. Как великий ученый сделал много открытий, но был против, чтобы делиться этим с людьми. И во многом он прав, однажды на этой планете мы раскрыли для людей тайну ядерного деления, хотели дать им в руки источник почти не иссекаемой энергии, а через некоторое время они взорвали две бомбы, уничтожив два ни в чем не повинных города вместе с людьми. Маргус был мудр, но беспечен в отношении женщин, обиженная женщина, может начать мстить. Так что было много причин для его смерти…
— И все же кто-то выстрелил в него так, что его не удалось спасти, тот, кто стоял к нему очень близко…
— Да, я понимаю твою озабоченность, девочка, возможно, этот кто-то сейчас старается скрыть свои следы, и убрать тебя из игры, и тут скорее политические мотивы, ведь ты займешь в совете место Маргуса.
— Мне кажется, что ты ошибаешься, Пилат, что-то подсказывает мне, что дело в другом, кто-то просто не хотел, чтобы у Маргуса были наследники…
При этих словах голова Пилата нервно дернулась, он впился пристальным взглядом в мое лицо.
— Почему ты так решила, Энжи?
— Потому что кто-то уничтожил его, а потом убил его сына, преследовал мою мать, а сейчас пытается убить меня.
— С чего ты это решила?
— Я видела прошлое, правда не все поняла, но я это видела…
Пилат сидел передо мной с выпученными глазами, бледный, на его висках и лбу выступили маленькие капельки пота, его рот открывался и закрывался беззвучно, он явно чего-то испугался. Потом он встал и резко выше из комнаты.
И мое убеждение, что он знает, кто убил моего деда, и сейчас пытается убить меня, только окрепло…
Что-то тут было не так. Но я пока молчу о своих догадках, ничего не буду говорить Андрею…
Иду обратно к Орловскому, он погряз в бумагах, что удалось собрать по разным источникам, что-то разрешил посмотреть Ватикан, что-то привезли из местных музеев. Упоминание о моем деде нигде нет, да и как ему там быть, если мы управляем миром незримо, и все же присутствие «древних» есть, в необычных открытиях, постройке грандиозных сооружений, технологии, которые опережают свое время.
— Ты знала, Энжи, что живешь сейчас в комнате своего деда?
— Это его спальня?
— Да.
— В ней мебель такая огромная, какой у него был рост?
— Три метра, он был просто великаном.
Я рассматриваю на столе у Андрея бумаги, и вдруг мой взгляд натыкается на герб, я уже видела его в своих ведениях, на белом полотне пять красных полумесяцев.
— Чей это герб?
— Это фамильный герб одного из Великих магистров, герб шестьдесят восьмого Великого Магистра Мануэля Пинту да Фонсека, он построил город Корми, и город взял его фамильный герб.
— Я этот герб видела в своих видениях.
И я
