строить гипотезы. Попробуйте подойти к нему вот с какой точки зрения... Как вам известно, человеческий мозг состоит из приблизительно семнадцати миллиардов клеток...
Крис чуть наклонилась вперед и сосредоточенно вслушивалась в его слова.
— Так вот,— продолжал тем временем Каррас,— эти клетки предположительно поглощают до ста миллионов единиц информации в секунду — в данном случае я говорю о тех ощущениях, которые испытывает ваше тело. И эти клетки не только успевают перерабатывать всю получаемую информацию, но делают это весьма эффективно и никогда не мешают друг другу и не конфликтуют между собой. Однако каким образом им бы удавалось делать это в отсутствие какой-либо связи, своего рода коммуникации? На наш взгляд, это невозможно. Итак, мы предполагаем, что каждая клетка обладает собственным сознанием,— другого объяснения у нас пока нет. А теперь представьте себе, что человеческое тело — это огромный океанский лайнер, а клетки мозга — его команда. Одна из клеток стоит на командном мостике. Она играет роль капитана. Однако при этом она не знает и не может знать, чем именно занимается в данный момент тот или иной член команды, находящийся внизу — в трюме, на нижних палубах и так далее... Капитану известно лишь одно: они добросовестно выполняют свои обязанности, корабль успешно продвигается вперед и все идет как положено. Иными словами, этот капитан — вы, то есть ваше бодрствующее сознание. Но что произойдет, если кто-то из членов команды вдруг решит подняться на капитанский мостик и заявить о своем желании управлять судном — то есть если на судне возникнет мятеж? Вот такая ситуация и может служить своеобразной метафорой, помогающей постичь суть раздвоения личности. Теперь вам понятно?
Крис недоверчиво смотрела на Карраса немигающим взглядом.
— Святой отец, но это настолько невероятно, что легче, наверное, поверить в существование и в причастность ко всему дьявола!
— Что ж...— начал он.
Но Крис не дала ему договорить.
— Послушайте, я не знаю всех этих ваших теорий и ничего в них не смыслю. Но я знаю, что, если вы приведете и покажете мне точную копию Риган, с тем же лицом, с тем же голосом, с тем же запахом, с той же манерой поведения — словом, ее стопроцентного двойника, не пройдет и секунды, прежде чем я увижу и почувствую, что это не она Непременно почувствую! Интуитивно, всем своим существом. Так вот. Уверяю вас, что там, наверху, сейчас находится вовсе не моя дочь. Я знаю это. И ничто не сможет убедить меня в обратном.
Она в изнеможении откинулась на спинку кресла.
— А вот теперь продолжайте,— устало произнесла она.— Давайте, говорите мне, что я должна делать. Продолжайте твердить о своей уверенности, что с моей дочерью все в порядке, что у нее просто-напросто мозги съехали набекрень, что она не нуждается ни в каком изгнании дьявола и эта процедура не принесет ей ничего, кроме вреда... Ну же! Давайте! Я слушаю! Скажите, как я должна поступить!
Священник долго молчал и сидел совершенно неподвижно. Наконец он тихо произнес:
— Поверьте, в этом мире очень мало найдется вещей, в которых я уверен...
Он вновь задумался и после паузы задал вопрос:
— У Риган низкий голос?
— Нет, я бы даже сказала — очень высокий.
— А как насчет коэффициента интеллектуального развития?
— Он близок к среднему.
— А что она читает?
— В основном книги о Нэнси Дрю и комиксы.
— А сама манера разговаривать сильно отличается сейчас от ее обычной речи?
— Кардинально. Она не употребляла и половины слов, которыми пользуется теперь.
— Нет, я имею в виду не содержание речи, а стиль.
— Стиль?
— Ну, как она соединяет слова в предложении.
— Я не уверена, что поняла вас правильно.
— У вас нет ее писем? Сочинений? А запись ее голоса была бы...
— Да, у меня есть кассета с записью ее звукового послания к отцу,— перебила Крис.— Она хотела отослать ее вместо письма, но так и не закончила. Возьмете ее?
— Да, и еще мне нужна история болезни из клиники Бэрринджера.
— Послушайте, святой отец, я уже прошла через все это, и...
— Да-да, я понимаю, но мне необходимо ознакомиться со всем этим.
— Значит, вы все еще против изгнания?
— Я только против того, что принесет вашей дочери больше вреда, чем пользы.
— Но вы сейчас говорите как психиатр?
— Нет, я говорю и как священник. Если я пойду в церковь за разрешением на изгнание беса, то первым делом я должен буду дать существенные доказательства того, что у вашей дочери не обычное психическое расстройство. Потом мне нужны будут данные, исходя из которых церковь признает, что она одержима.
— Например?
— Еще не знаю, надо почитать книги.
— Вы шутите? Мне казалось, что вы в этом разбираетесь.
— Возможно, вы сейчас знаете об одержимости больше, чем многие священники. А пока что скажите, когда вам смогут прислать записи из больницы?
— Если будет нужно, я найму самолет.
— А кассета?
Крис встала:
— Пойду поищу.
— И еще кое-что,— добавил Каррас.— Та книга, о которой вы говорили,— с главой об одержимости... Вы не припомните, когда Риган ее читала? До начала болезни?
Стараясь сосредоточиться, Крис постучала ногтями по зубам.
— Мне помнится, она что-то читала, перед тем как это дерь... как началась эта ужасная история,— быстро поправилась она.— Но я не могу сказать точно. Думаю, что она ее читала. То есть я в этом уверена. Абсолютно уверена.
— Я бы хотел просмотреть эту книгу. Вы мне ее дадите?
— Она ваша. Ее взяли в вашей библиотеке. Я сейчас принесу. А кассета, по-моему, внизу. Я скоро вернусь.— Крис вышла из кабинета.
Каррас отсутствующе кивнул, рассматривая узор на ковре. Прождав Крис несколько минут, он встал, прошел через кабинет и остановился в темном холле. Дэмьен словно застыл в другом измерении; засунув руки в карманы, он уставился в никуда и слушал доносившиеся сверху звуки; то хрюканье свиньи, то вой шакала, то шипение и икание.
— А, вы здесь! А я искала вас в кабинете.
Каррас обернулся.
Крис включила свет.
— Вы уходите? — Она подошла к нему, держа книгу и кассету.
— Боюсь, что да. Мне нужно подготовиться к завтрашней лекции.
— Вы читаете лекции? Где?
— В медицинской школе.— Дэмьен взял у нее книгу и кассету.— Я приду к вам завтра,
