камнем, воздух поступал в легкие тонкой, затхлой струйкой. Тяжело, со скрипом.
— Как я тут оказался? Помню, что сидел в кресле, потом вдруг услышал грохот и… все. Неужели, повторный толчок? Он разрушил здание? Так ведь в доме были еще люди. Соберись, надо помочь им! Дышать могу и это хорошо. Значит и выбраться тоже получится.
Он напряг пальцы на руках — они сначала уперлись во что-то твердое и затем соскользнули, растерев в руках комок земли.
— Получается!
В исступлении он остервенело царапал землю, периодически замирая на секунду, чтобы перевести дух и прислушаться. Сил закричать не было, они уходили на попытку выкарабкаться. Все. Без остатка.
Когда пальцы покрылись липкой кровью вперемешку с землей, он услышал отчаянный лай.
— Джек, дружочек, я тут… — захрипел Пётр Петрович.
Чуток. Еще горсть, еще капельку. Яркий свет ударил в глаза. Пётр Петрович зажмурился, а слезы непроизвольно потекли из глаз.
— Стой! Прекрати! Стыдно плакать, — мысленно выговаривал он им, но все было бесполезно. Слезы тонкими, грязными струйками текли вниз, лишая и так исстрадавшееся тело остатков воды…
— Пётр Петрович, держитесь! Я тут! — мужчина узнал голос Димона, звучащий будто сквозь толщу воды.
В следующую секунду сознание покинуло его.
***
В воздухе пахло гарью. Все семейные фотографии лежали на комоде лицом вниз. Под ними не было привычной филейной салфетки, которую Екатерина Яковлевна связала сразу после своей свадьбы.
«Куда задевалась?» — подумала она, скользя затуманенным взглядом по комнате.
Этот уголок в ее старой квартире был чем-то вроде иконостаса в избе верующего. Просыпаясь, она оглядывала мужа и каждого из сыновей, мысленно здороваясь с ними. Засыпая, она видела их словно в последний раз.
— Екатерина Яковлевна? — позвал ее кто-то. — Вы здесь?
— Здесь. Где же мне быть? — тихо ответила она.
Над ней наклонился мужчина. Лицо показалось ей очень родным:
— Феденька… Сынок… Сыночек… Радость моя…
У Фёдора перехватило дыханье. Прохрипел в ответ:
— Екатерина Яковлевна, я заходил к вам сегодня утром. Давайте выбираться отсюда. Был взрыв газа в соседнем подъезде. Идти можете?
— Могу. Шатает.
— Тошнит? У вас кровь на затылке.
— Нет.
— Есть дома бинты, зеленка?
— Да, в ящике комода посмотри.
Вдруг из прихожей донесся бой часов — прокуковала кукушка. Екатерина Яковлевна неожиданно рассмеялась:
— Ох-ох, таки опоздала за мной смерть. Да, кукушечка?
Фёдор удивленно пробормотал:
— Сейчас выведу вас во двор, на свежий воздух. Там лучше будет.
Он ринулся к комоду и рванул на себя шухляду. Ящик выскочил из гнезда, и все содержимое посыпалось на пол. Из кучи мелочей Фёдор выхватил пачки бинтов и ваты, нашел пузырек йода. Только потом заметил аккуратную стопочку конвертов, перевязанных ленточкой.
Это были его письма.
Глава 10. Следует жить
Питер медленно брел в ту сторону, где стоял мотоцикл.
Он не хотел больше ни о чем думать. Внутренне сжался в один кулак и усилием воли отключил сознание. Мотоцикл отыскал быстро. Вывел его на участок дороги, ведущий в сторону плато. Питер знал, что там находится бывшая стоянка вертолетов. Все тело болело. Сознание мутилось. Подволакивая ногу, шатаясь из стороны в сторону, шел не оглядываясь. «Нет! Не дождетесь! Не останусь я здесь навсегда!» Мотоцикл завелся с полуоборота. «Здорово. Хоть в этом повезло». Кровь сочилась через промокшую футболку. Мелькнула мысль: «Так долго не протяну. Устал».
На высокой скорости выскочив из-за поворота, мотоцикл налетел на лежавшее поперек дороги дерево. Не удержавшись на сидении, Питер перелетел через голову и приземлился в расщелине. Испугавшись, что его просто затянет в этот колодец земного притяжения, он успел схватиться за свисающий ствол поваленной березы. Раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, оттолкнулся от края скалистой поверхности и с криком «Не дождетесь!» очутился на другом краю, схватился за край валуна и распластался на нем, при этом разбив в кровь колени. На мгновение замер. По лицу текла кровь. Размазывая ее, чувствуя на губах соленый привкус, застонал от злобы и бессилия: «Глупо так умирать. Глупо и тупо. Всю жизнь стремился побывать в эпицентре и, достигнув цели, не могу справиться с происками стихии? Нет! Я должен отсюда выползти во что бы то ни стало». В отчаянии Питер посмотрел вверх, надеясь оттуда получить поддержку, и внезапно услышал, а потом увидел приближающуюся точку на беспредельном голубом небе. Через несколько минут он уже понял, что это вертолет.
«Все пройдет, пройдет и это, — подумал, сжав зубы, так что скулы свело. — Останется только понимание, что человек может все, если не предаст самого себя и преодолеет страх сидящего в нем зверя». Почему-то вспомнились слова стихотворения, которое часто читала мама:
« — …Что происходит на свете?
— А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы?
— Полагаю…
— …Что же из этого следует?
— Следует жить!
Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю, что все это следует шить…»
Руки сами потянулись к соседнему большому камню. Питер ухватился за него здоровой рукой. Сжав тело в комок, пружиной выбросил его вперед и вверх: «Все еще впереди, господа присяжные заседатели! Мы еще повоюем, черт возьми!». Схватившись за очередной камень, содрав в кровь кожу, взвыл от боли, но продолжал упорно продвигаться вверх. Как будто кто-то давал силу и прокладывал ему путь. «Так это же мама!» — вскрикнул он, почти теряя сознание и видя перед собой лишь силуэт в белом, зовущий следовать за ним. Питер выбрался на поверхность. Немного отдохнул и где ползком, а где и на четвереньках продвигался вперед.
Неожиданным стало для него появление людей. Не осознав, что это спасатели, он потерял сознание. Очнувшись, не понял, кто рядом: «You came from heaven… Mom sent… I know…» — пробормотал он.
Спасатели смотрели на него с откровенным любопытством.
— Он говорит по-английски. Какой-то бред несет, — сказал один.
Другой перевел: «Вы пришли с небес. Мама послала. Я знаю…»
— Вы кто? — вскрикнул Питер, придя в себя от громких голосов.
— Иностранец, мы спасатели. Что ты хочешь нам сказать?
— Там женщина. Ей нужна помощь. Я покажу…
Питер с трудом встал на ноги. Поддерживаемый с двух сторон крепкими руками спасателей, пошел в сторону станции. Он чувствовал себя снова сильным, способным спасать других.
***
Герман ковылял по дороге. Если бы кто-нибудь встретил его, то пришел бы в ужас: перепачканная рваная рубашка без одного рукава, пропитанную кровью штанину стягивает грязный жгут — рукав. Во всклокоченных пыльных волосах запутались травинки, лоб перерезала царапина, переходящая в кровоподтек у левого глаза, скрытого за паутинкой трещин на стекле очков.
Тишина. Душно. Горы, стиснув в каменных объятиях узкую дорогу, нависли над головой. Герман брел, то и дело спотыкаясь. Перед глазами плавали какие-то радужные круги. Камни, усеявшие острыми спинами дорогу, напоминали злобных гномов из бабушкиной сказки. Они так и норовили поставить подножку. Один такой «гном» сбил Германа с ног, и он, обдирая колени и ладони, полетел на землю. «Scheisse!» Острая боль в раненой ноге мгновенно пронзила все тело, мешая вздохнуть. Герман замер на четвереньках, судорожно хватая ртом воздух.
«Нужно сделать привал, далеко я так не уйду. Где-то рядом был ручей». Измученный, он встал и, пошатываясь, сошел на боковую тропинку. Скорее к воде! Герман подставил руки под обжигающие ледяные струи, сделал несколько больших жадных глотков, умыл лицо, затем осторожно промыл рану на ноге. Оторвал второй рукав и, прополоскав его в воде, забинтовал ногу. Сразу стало легче.
С наслаждением он откинулся на траву, вытянул ноги, закрыл глаза. Легкое дуновение ветерка ласкало кожу… Как в детстве, у бабушки на Волге: он лежит на берегу рядом с мамой, посасывает травинку и разглядывает причудливые узоры облаков…
